Экспансия-1 - читать онлайн книгу. Автор: Юлиан Семенов cтр.№ 121

Из библиотеки Кемп отправился на площадь Колубма; здесь он запарковал машину и, перейдя авениду Хенералиссимо, вошел в подъезд дома сеньора Серайо; поскольку объект оказался весьма подготовленным, тщательно проверялся, было признано нецелесообразным следовать за ним; однако дальнейшим наблюдением было установлено, что Кемп посетил квартиру, в которой проживает Хосе Гутиерес, гражданин республики Аргентина, аккредитованный в Испании корреспондент буэнос-айресской газеты «Кларин» («брат Хосе является ближайшим помощником генерала Перона, — сразу же пояснил Эронимо, — курирующим вопросы безопасности»).

«Б», после того как сделала заказ в библиотеке на три книги, вернулась в квартиру кабальеро «Р», не входя более ни с кем в контакт, купив по дороге букет цветов (красный, синий и белый гладиолусы) и коробку шоколадных конфет «Аора».

Я же сказал ей, что больше всего люблю цветы, определяющие флаг Штатов, подумал Роумэн; помнит; после встречи с нацистом необходимо проявлять максимум внимания к мужчине, с которым спишь и о поведении которого обязана докладывать руководителю… А если девочку просто-напросто на чем-то сломали, подумал он. И ей нужна моя помощь? Почему бы не спросить ее: «Маленькая, что случилось? Расскажи, что произошло? Я помогу тебе, только скажи правду. Кто же еще тебе поможет, как не я?» А она спросит, о чем это я говорю, засмеется, попросит, чтобы я ничего не выдумывал, и тогда я могу не сдержаться, взять ее за волосы и отхлестать по щекам. Ты же сам хотел посмотреть, что произойдет после того, как ты оставишь приманку с «Холи-будскими» адресами, вот ты и получил желаемое. Значит, да здравствует незнание? Значит, узнавание правды неугодно тебе? Пусть лучше будет так, как удобнее? В дерьме, но зато в своем же… Правда — если ты познал ее лицом к лицу — кровава. Хирург, который рассекает кожу, чтобы увидеть язву и вырезать ее, не боится крови, она как очищение, это необходимо, потому что разумно; все действительное разумно в такой же мере, как и все разумное действительно… Нет, возразил он себе, все-таки человек предпочитает удобное незнание. Его страшит правда, он не готов к ней, ибо она предполагает немедленный ответ действием, а ведь нет ничего спокойнее бездействия.

— Хосе Гутиерес, которого мы определили как «X», — продолжала между тем докладывать служба наблюдения, — после того как от него ушел Кемп (отныне мы определяем его «К»), который возвратился в ИТТ, выехал в город… Остановился возле бара «Неаполь»… Сделал оттуда два звонка неустановленным людям и отправился в посольство… Доктор Брунн, которому мы дали обозначение «Б», из ИТТ сегодня не выходил, работая в архиве, ни с кем не контактировал, никому не звонил…

— Ну что, — спросил Эронимо, — будем продолжать? Или снимем наблюдение? Дама вернулась домой…

— Дело не в даме, — ответил Роумэн. — Дама перестала меня интересовать. Зато меня стали очень занимать эти два кабальеро… У тебя тут нет ничего выпить?

— Есть тинто.

— Это ты пей свое тинто. Я хочу виски.

— Слишком дорого, — усмехнулся Эронимо. — Мы — бедные люди, Пабло, на нас экономит каждый, кто может… Виски стоят бешеных денег, тинто — гроши, в два раза дешевле вашей противной кока-колы.

— Это она у вас противная, у нас она очень вкусная.

— Значит, хорошую вы производите для себя, а плохую — для испанцев?

— Для европейцев. Мы продаем скопом, — усмехнулся Роумэн, — не разбирая, кому попадет. А можно позвонить в «Ритц» и попросить их принести сюда бутылку?

— Нет, я бы просил тебя этого не делать… Все-таки здесь конспиративная квартира…

Снова зазвонил телефон, служба сообщала, что Хосе Гутиерес выехал из аргентинского посольства и отправился в центр, свернул в район особняков; остановился возле дома маркиза де ля Куэнья; вышел из машины, дверь запирать не стал, возле ворот дежурят двое из гвардиа севиль; охранники отсалютовали Гутиересу, как доброму знакомому, и распахнули ему калитку.

— Снимайте наблюдение, — резко скомандовал Эронимо. — Сейчас же уходите оттуда! Ясно?!

— Пусть смотрят, — возразил Роумэн. — Мне надо, чтобы они смотрели дальше.

Эронимо, однако, поднялся, поправил галстук и сказал:

— Я принимаю твое приглашение на американский обед, Пабло.

— Но я же просил, чтобы они продолжали смотреть…

— Пошли, — сказал Эронимо, — я очень проголодался.

— Да что с тобой в конце концов?!

Эронимо обвел комнату своими томными глазами, задержался на отдушинах в углу, под потолком, и повторил:

— Я не умею говорить о деле, когда голоден, Пабло. Пожалуй ста, не сердитесь на меня, — и пошел в прихожую…

…Когда они спустились на улицу, Эронимо вытер платком свой большой рот и сказал:

— Тебе надо бы знать, Пабло, что маркиз де ля Куэнья — член совета директоров «Галереас Пресиадос». Наблюдать за ним — то же, что класть голову в пасть голодного льва. Если хочешь, чтобы меня отправили убирать сад в особняке отставного генерала Гонсалеса — проси меня продолжать за ним наблюдение…

Говорить так у полковника Эронимо Энъяки были все основания, ибо маркиз де ля Куэнья являл собою ту фигуру в мадридском дворе, от которой зависело все или почти все, поскольку именно он осуществлял контакт с женой генералиссимуса Франко по поручению самых богатых семей Испании.

После того как отряды фалангистов Ворвались в Мадрид и началось месиво, сеньора не могла выйти из дома, потому что генералиссимус считал, что столица полна террористов, которые только и ждут, как бы отомстить ему. Семья поселилась в роскошном замке, охранявшемся сотней отборных гвардейцев, начинавших с Франко еще в Африке; парк был прекрасен и тих; продукты привозили с охранявшихся гасиенд, [52] которые принадлежали друзьям диктатора; повара, мажордом, горничные и лакеи безвыездно жили на территории; здесь же постоянно находились шоферы, слесари, водопроводчики, садовники — все, как один, привезенные начальником личной охраны Франко из родного города диктатора; никаких контактов с мятежными жителями столицы, вредное влияние исключено.

Первое время сеньора не ощущала тяготы этого роскошного, удобного, постоянного затворничества, а, наоборот, испытывала блаженную успокоенность, пришедшую, наконец, в семью после двух с половиной лет гражданской войны, когда каждую ночь, особенно в первые месяцы, она долго раздумывала, прежде чем лечь в постель, — раздеваться или нет, придется убегать или же ночь пройдет спокойно; у изголовья всегда лежала маленькая сумочка с тремя бриллиантовыми кольцами, двумя изумрудами и сапфировыми подвесками — вот и все богатство, не считая небольших денег, вложенных в недвижимость, но ведь землю не возьмешь с собою в изгнание, не продашь мерзким ювелирам, чтобы обеспечить жизнь семьи…

Когда пришла долгожданная победа и она поселилась в этом громадном, воистину королевском замке, ощущение умиротворенного счастья было каким-то особым, тихим, что ли, не надо постоянно страшиться возможного бегства, нищеты эмиграции, а то и того хуже, тюрьмы, трибунала, расстрела мужа.