Мастер-снайпер - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Хантер cтр.№ 53

Литс почувствовал себя не в своей тарелке. Портновская мастерская оказалась завалена помпезной мишурой идеологии, ее квазирелигиозным великолепием: свастики, эсэсовские молнии на петлицах, флаги, яркие эмблемы военных подразделений, нашивки на рукавах с изображением нацистских орлов в стиле модерн, со сверкающими расправленными крыльями Литс с раздражением бродил по этому музею, пытаясь усвоить его урок, но это у него не получалось. В одном месте он наткнулся на целый ящик металлических черепов, которые заменяли кокарду на эсэсовских фуражках. Он запустил руку в ящик и почувствовал тяжесть, холод, скользкость этих эмблем, пропустил их между пальцами. На ощупь они напоминали двадцати пятицентовые монеты. Литс внимательно рассмотрел одну эмблему: театрально оскалившийся череп, плотоядный, ухмыляющийся, бесчувственный. Однако череп не был чисто нацистским изобретением и даже вообще не немецким. В прошлом веке британские уланы носили их во время своей поездки навстречу русским ружьям в Балаклаву.

Литс подошел к скамье, на которой портные оставили в последний день свою работу — обшлага для формы. На этих полосах тяжелого черного фетра тщательно и красиво были вышиты плотной золотой нитью готические буквы в дюйм высотой, имена различных нацистских знаменитостей или древних тевтонских героев, — у немцев была мода увековечивать человека или легенду, назвав этим именем дивизию: «Рейнхард Хейдрих», «Теодор Аике», «Флориан Гейер», «Полицейская дивизия СС», «Дания» и так далее Работа была эксклюзивной, но по жестокой иронии истории делалась она еврейскими руками. Они шили для своих убийц, чтобы выжить. И некоторые из них, такие как Айснер, действительно выжили.

Вот и последняя выставка — длинная вешалка, на которой висело пять готовых комплектов формы Литс надеялся, что их владельцам она уже не потребуется. Но они любили форму, это точно. Возможно, в этом-то и был весь смысл, ядро их мира. Возможно, форма была не символом национал-социализма, а самим национал-социализмом Литс остановился на несколько секунд и задумался над этой мыслью. Культ символики и мелодраматизма, театральные эффекты, бьющие по нервам. Но все это только поверхность, нет ни глубины, ни смысла. Здесь висели четыре серо-зеленые формы войск СС, на основе стандартного мундира и брюк вермахта с добавлением нескольких дополнительных украшении для пущего отличия. Пятая была совершенно другая, черная как смоль форма РСХА, форма парней, наводивших ужас. Это была особая вещь — форма, которую предпочитал сам Гиммлер, скроенная в обтяжку и элегантно, с галифе, обтягивающими ноги. Вместе со сверкающими сапогами и нарукавной повязкой она образует самое основное положение теологии нацизма. Гитлер был прав насчет одной ужасной вещи эта форма будет жить тысячелетия, хотя бы только в воображении. Литс почувствовал ее поразительную способность восхищать и лишать стыда. Он был смущен тем, что она его так очаровала. Он не мог отвести глаза от черной формы, висящей на вешалке.

Однако форма знаменовала только одну сторону этого явления. Где-то он видел и другую. С этим зрелищем был неразрывно связан другой спектакль. Стоя перед черной формой в душной сумрачной комнате, Литс вспоминал.

Погода тогда резко похолодала. Это было всего три дня назад, но разрыв между тем днем и нынешним казался целой геологической эпохой.

Они ехали в открытом джипе. Литс сидел на заднем сиденье вместе со Шмулем, поплотнее запахнув свою шинель. Тони был впереди, а за рулем, где должен бы был находиться Роджер, сидел другой мрачный мальчишка, которого они позаимствовали в Седьмой армии. Они только что пробили себе дорогу по переполненным улочкам тысячелетнего города Дахау, приятного местечка, битком набитого американскими автомобилями и немецкими чарами; проехали по недавно сделанной мостовой мимо каменных домов с высокими крышами, позолоченных решеток, клумб, аккуратненьких церквушек. Вокруг толпилось гражданское население, американские солдаты и даже группа сдавшихся рабочих с постройки укреплений.

А затем они выехали за город и потом остановились. Почувствовав, что джип внезапно перестал двигаться, Литс поднял голову.

— В чем дело? — спросил он.

— Добро пожаловать в концлагерь Дахау, — ответил Шмуль.

Внутри было что-то вроде двора. Все это окружала стена из колючей проволоки. Место грязное, повсюду разбросаны кучи мусора, вонища адская. Неужели от туалетов? Он не мог себе этого представить. Немцы всегда отличались такой аккуратностью.

Железнодорожный двор, что ли? Да, колея, грузовые вагоны и платформы стоят заброшенные без дела, их содержимое скорее всего разворовано, клочья сена и соломы и машины, полные… он не мог сказать чем. Бревнами? Или деревянными брусками? В голову внезапно пришла мысль о деревянных куклах, потому что их формы каким-то странным образом напоминали маленьких человечков.

Наконец он узнал, что это такое. На фотографии, которую Сьюзен заставляла его смотреть в Лондоне, кажется вечность назад, все было неясно, расплывчато. Здесь — видно четко и ясно. Большинство из них были голыми и чудовищно истощенными, но скромность и сытость — это всего лишь первый и последний законы цивилизации, нарушенные на этом железнодорожном дворе. Число трупов казалось бесконечным, они были разбросаны повсюду, переплетаясь и соединяясь в какую-то огромную структуру. Пища застряла у Литса в горле, и ему пришлось бороться с рвотным рефлексом. Воздух был наполнен удушающей вонью, смесью гниения и экскрементов, этих двух великих компонентов тевтонского воображения — смерти и дерьма.

— И мы еще думали, что все уже видели, — сказал Тони.

Шофер выскочил из машины, его рвало около колеса джипа. Он всхлипывал.

Литс попытайся его успокоить:

— Ну ладно, ладно, все будет хорошо.

— Господи, господи, — не останавливаясь, повторял мальчик.

— Все в порядке, — сказал Литс.

Но он чувствовал себя так, словно сам вот-вот расплачется. Теперь он видел, что они сделали. На фотографию ты мог посмотреть и отвернуться, и все это исчезало. А здесь отвернуться было некуда.

Стоя в швейной мастерской, Литс протянул руку и дотронулся до черной формы. Это была всего лишь материя.

— Джим?

Он обернулся.

У него за спиной стояла Сьюзен.

Репп проснулся оттого, что ему в глаза ударило солнце. Внезапный яркий свет отдал его голове приказ о растерянности: все его ощущения сводились к болезненному покалыванию соломы, касающейся его кожи. Когда он попробовал пошевелить ногой, то раздался пронзительный протестующий писк, и Репп почувствовал возню чего-то теплого и живого, примостившегося рядом с ним.

Крыса.

Он с отвращением заворочался и откатился в сторону. Крыса оказалась под ним, привлеченная его теплом, и пробилась к его мешку. Репп уставился на нее. Смелое чудное создание, бесстрашный космополит, стоит себе тут на земле, даже пытается забраться к нему на ноги, глазки смотрят с проблесками ума, усики впитывают информацию из воздуха, розовый язычок шустрый и подвижный. В России тоже были крысы, здоровенные, размером с корову, а это умудренное жизнью существо — швабское, хитрое и лукавое. Он бросил в крысу винтовкой и промахнулся, но шум заставил ее юркнуть поглубже в сарай.