Война и мир Ивана Грозного - читать онлайн книгу. Автор: Александр Тюрин cтр.№ 81

Оттого, что ремесла и промыслы не способствовали накоплению частного капитала, верховная власть, аккумулировавшая достаточные средства, сама способствовала развитию кустарного производства, например в Кадашевской, Хамовской и других московских слободах.

Даже злобный недоброжелатель Грозного Н. Карамзин упоминает: «Размножение городов благоприятствовало и чрезвычайным успехам торговли, более и более умножавшей доходы царские».

В царствование Ивана IV на юге было отстроено более дюжины городов, построен Волхов на севере, бурно развивается Вологда, идет быстрое строительство городских поселений на Волге, Каме и в Пермском крае.

Иван принял Россию с 160 городами, а оставил с 230.

Нельзя пройти мимо начала книгопечатания в России. В 1563 открывается первая типография, созданная печатником Иваном Федоровым. В послесловии к изданному этой типографией «Апостолу» (1564), видимо самим Федоровым сказано: «Он же (царь) начат помышляти, как бы изложити печатные книги, якоже в Грекех и в Венецыи и во Фригии (очевидно, Фрягии, т. е. Италии) и прочих языцех».

После учреждения опричнины, печатный двор остался в земщине, руководители которой относились к деятельности типографии с подозрением. Они, как указывает Р. Скрынников, оказывали постоянный нажим на Ивана Федорова, подозревая в «порче» священных книг. В итоге Иван Федоров уходит в Литву, где описывает причины этого следующим образом (1574): «превеликого ради озлобления, часто случающегося нам, не от самого государя, но от многих начальник и священноначальник и учитель, которые на нас, зависти ради, многие ереси умышляли, хотячи благое дело в зло превратити и божие дело в конец погубити».

По мнению Виппера, упомянутые Федоровым «начальники»-аристократы, боясь усиления служилого дворянства и торгово-промышленного сословия, не желали их просвещения.

Псевдорики старательно мусолят миф о некоем хозяйственном разорении, учиненном Иваном Грозным в период опричнины, что дескать и стало причиной Смуты. Реальная история свидетельствует о другом. Фундаментальный экосоциальный кризис во многих регионах России начался еще до воцарения Ивана Грозного и уж, тем более, до введения опричнины. Был он связан с пребыванием основной массы русского населения в зоне рискованного земледелия, где природно-климатические условия препятствовали интенсификации земледельческого хозяйства. Кризисные процессы удалось компенсировать в конце 1550-х, первой половине 1560-х гг. за счет хозяйственного подъема, начатого присоединением новых земель, и открытием русской торговли на Балтике. Однако в конце 1560-х и начале 1570-х гг. неблагоприятные климатические изменения ударили по слабому земледельческому хозяйству центра и северо-запада Руси. Кризис «вернулся» вместе с неурожаем, голодом и катастрофической эпидемией чумы; неблагоприятное воздействие этих факторов было усилено разрушительными крымско-татарскими нашествиями. Из районов, пораженных бедствиями, люди уходили на юго-восток, на земли с более благоприятными природно-климатическими условиями. Как пишет проф. Платонов: «В новых областях от верховьев Оки до Камского устья залегал почти сплошной, с небольшими островами песка и суглинка, тучный пласт чернозема. Этот чернозем давно манил к себе великоросса-земледельца… Когда же по взятии Казани правительство московское утвердилось на новых местах, и жизнь на этих окраинах стала безопаснее, сюда по известным уже путям массой потянулось земледельческое население, ища новых землиц взамен старой земли, отходившей в служилые руки. Успехи колонизации этих новых земель так же, как и успехи колонизации в понизовых и украйных городах, обусловливались тем, что свободное движение народных масс соединялось в одном стремлении с правительственной деятельностью по занятию и укреплению вновь занятых пространств». Правительство само производило определенные перемещения населения из центральных районов на окраины. Притом, менялся его социальный статус; из тяглого, черного, оно превращалась в белое, не обремененное податями. На крымских, литовских и ливонских рубежах в новые и старые города-крепости водворялись служилые «по прибору», там создавались стрелецкие, пушкарские и другие «приборные» слободы. В северных районах, которых не поразила чума и нашествия, быстро росло население и развивался торгово-промышленный класс.

В 1575 имперский посланник Иоганн Кобенцель так описывает состояние русского хозяйства: «В Швецию, Данию и в окрестные Государства, также в земли около Каспийского и Черного морей, отправляет он (царь Иван IV) огромные запасы хлеба и других произрастений. Туда же посылает он железо, воск, сало, пеньку, поташ и разной доброты мягкую рухлядь, имея все это в излишестве».

Естественно, что прекращение Нарвского мореплавания и другие потери в конце ливонской войны оказали негативное воздействие на русское хозяйство. Однако в начале XVII века понадобилось четыре года непрерывного неурожая, семь лет боярского правления, семь лет непрерывного тотального грабежа и разбоя, учиняемого интервентами и «ворами», прежде чем Русь была разорена. Вологда, Кострома, Галич, Белоозеро, Новгород Великий и десятки других цветущих городов подверглись погрому со стороны поляков, литовцев, черкасов, шведов. Но даже и после этого Нижний Новгород, Казань, Ярославль, новорожденные уральские города силой своего торгово-промышленного сословия собрали и вооружили многочисленное ополчение, которое вымело из страны всякую нечисть…

Могла ли революция не вызвать контрреволюции, или по крайней мере серьезного противодействия тех, кто терял привилегии, власть, имущества? Английская и французская антифеодальные революции вызвали отчаянное сопротивление феодальной элиты, на которое революции ответили размашистыми ударами, погубившими сотни тысяч невинных людей, причем преимущественно в нижних слоях общества. По счастью, русская антифеодальная революция была революцией «сверху», отчего и контрреволюционные выступления носили, так сказать, «верхний» характер, почти не затрагивая народной толщи.

Хотя стараниями псевдориков опричник был превращен в кровожадного монстра, выискивающего человеческую плоть, факты говорят о другом. «Не видно, чтобы правительство… считало дворовых и земских людей врагами; напротив, оно предписывало им совместные и согласные действия, — пишет С. Ф. Платонов. — Так, в 1570 г., в мае, „приказал государь о литовских рубежах говорити всем бояром, земским и из опришнины… и бояре обои, земские и из опришнины, о тех рубежах говорили“ и пришли к одному общему решению… В том же 1570 и 1571 гг. на „берегу“ и украйне против татар были земские и „опришнинские“ отряды, и им было велено действовать вместе, „где случится сойтись“ земским воеводам с опришнинскими воеводами. Все подобные факты наводят на мысль, что отношения между двумя частями своего царства Грозный строил не на принципе взаимной вражды…»

Однако взятие под стражу крупного феодала являлось по сути войсковой операцией, ввиду наличия у него собственной вооруженной челяди, боевых холопов, дворян, военных слуг, порой весьма многочисленных. Этим обстоятельством, а не бесмысленной жестокостью опричников объясняются, как правило, людские потери во время таких операций.