— Я его видел, — сказал Дэн.
— Так, как сегодня?
— Нет, в лесу, гораздо ближе.
— И ты помнишь место?
Который уже человек спрашивает, помнит ли он место.
— Не знаю.
— Я хочу посмотреть. Ты возьмешь меня с собой? — Она сжала его руку, привстала на цыпочки, заглянула в глаза.
— Возьму. — Дэн кивнул, и она вздохнула с облегчением. — Если ты объяснишь, зачем тебе это нужно.
— Мне нужно. — Ксанка упрямо вздернула подбородок.
— Тогда объясни.
Она молчала очень долго, решение давалось ей тяжело. Дэн ждал, рассматривал ее лицо. Глубокие тени, скупые световые мазки. Сейчас, слепленное из света и тени, оно казалось не красивым даже, а совершенным.
— Хорошо. — Ксанка кивнула, и магия тут же исчезла. — Только не сегодня, я расскажу тебе завтра. Расскажу и покажу.
Голос ее поблек, словно выцвел. Довериться первому встречному тяжело, особенно если ты привык не доверять никому.
— Спасибо. — Она протянула ему олимпийку.
— Был рад помочь.
Ксанка глянула на него удивленно. Не поверила?
— Я зайду за тобой завтра. Хорошо?
— Нет, я сама тебя найду.
Дэн смотрел на закрывшуюся за ней дверь. Вот и все. Даже «до свидания» не сказала…
Дневник графа Андрея Шаповалова
1908 год
Лето пролетело незаметно. Мы с Игнатом и оглянуться не успели, как наступил сентябрь. Случившееся на ведьмином затоне мы больше не обсуждали и данное Степану обещание сдержали — отец так ничего и не узнал о той страшной ночи. Да, сказать по правде, отцу было не до нас. Он и в поместье появлялся лишь наездами. Дела требовали его почти неотлучного присутствия в городе, а мы с Игнатом скучному городу предпочитали деревенскую вольницу.
Тот день выдался мрачным и пасмурным. Небо с раннего утра грозилось пролиться дождем. Будь моя воля, я бы остался дома, но Игнату в последнее время дома не сиделось. Он уходил куда-то на заре, а возвращался только ближе к ночи. Пользовался долгим отсутствием отца. Меня он с собой никогда не звал, и это было обидно, но я не задавал вопросов. Расспрашивать брата бесполезно, захочет — сам расскажет.
Игнату захотелось доверить мне свою тайну промозглым сентябрьским утром, и я не посмел отказаться. Сердце чуяло: в лесу нас ждет что-то необычное. Настоящее приключение. Мы уходили из дома под покровом сизых рассветных сумерек, никем не замеченные, никем не остановленные. По лесу шли молча, в голове моей роились тысяча вопросов, но я терпеливо ждал, когда Игнат расскажет все сам. Я встревожился, только лишь когда лес сделался совсем уж мрачным и непролазным. Но Игнат шел уверенно, будто знал дорогу. Верно, и знал, потому что, когда из-за густого ельника показалась покосившаяся избушка, ничуть не удивился.
Здесь, в ельнике, оказалось особенно темно и мрачно. Неба не было видно вовсе, а с разлапистых веток на голову сыпалась холодная роса.
— Что это? — Я остановился на границе небольшой поляны, вход на которую охраняла избушка. В самом центре поляны, возвышаясь над остальными деревьями, рос старый дуб. Земля под ним была перерыта.
— Кабаны желуди искали. — Игнат сделал шаг к дубу, под его ногами что-то громко хрустнуло. — Здесь много кабанов развелось.
Да, отец тоже говорил, что от вепрей в последнее время проходу нет.
— Волки нужны! Вот что, — сказал Игнат задумчиво. — Без волков лес — не лес.
Я кивнул, спорить не стал. Игнату всегда нравились волки…
— А дом чей? — Я кивнул на избушку.
— А дом ее, — сказал Игнат очень тихо.
— Ее?! — Мне не нужно было уточнять, о ком говорит брат. О ней, о ведьме-утопленнице…
В животе холодным клубком заворочался страх. Зачем нужно было приходить в это гиблое место? Зачем приводить сюда меня?
— Не бойся. — Игнат читал меня, как раскрытую книгу.
— Я не боюсь, — соврал я.
— Они хотели все сжечь. — Не дожидаясь меня, Игнат направился к избушке. — Хотели, чтобы даже следа не осталось.
— Кто?
— Мужики. Но она не позволила.
— Как? Она же мертвая была к тому времени. — Страху моему уже стало тесно в животе, он растекался по жилам, холодил губы и кончики пальцев.
— Мертвая и не позволила. Она же особенная. Ведьма! — Игнат обернулся, посмотрел на меня в упор. — Зачарованное это место. Ее место.
— А мы? Мы как же? — Затылка словно коснулось чужое дыхание, я вздрогнул, но оборачиваться не стал. Почудилось.
— А мы гости.
— Она нас едва не утопила! — Я старался изо всех сил, но голос сорвался на крик. — Она убить нас хотела!
Крик мой, испуганный и жалкий, запутался в еловых лапах, далеко не улетел. Но его все равно услышали. Откуда-то из самого сердца леса мне ответил протяжный вой.
— Волки. — Игнат улыбнулся. — Пришла их пора.
Он толкнул покосившуюся дверку, и та с тихим скрипом отворилась.
Внутри было темно, пахло сыростью. Я старался не показывать страх, с какой-то отчаянной бравадой пнул ногой валяющийся на полу горшок. По избушке прокатилось тревожное эхо, осело в свисающих с потолка космах паутины.
— Раньше тут красиво было. — Игнат присел на почерневшую от времени лавку. — Говорят, вместо ельника березы росли.
Я вспомнил обступающие поляну ели. Не похоже, что еще не так давно здесь был березняк.
— Не веришь? А хоть у кормилицы спроси. Она точно знает.
— Зачем мы здесь? — Я не хотел расспрашивать об этом жутком месте, я хотел уйти отсюда поскорее.
— Интересно. — Игнат пожал плечами. — Разве нет?
— Нет.
— Тогда смотри, что я здесь нашел! — Брат полез за пазуху, вытащил нож с костяной ручкой. — Смотри!
Нож был старый, но с острым, как бритва, лезвием. На костяной ручке красовался застывший в прыжке волк.
— Это ее нож. Понимаешь? Тут все вокруг ее: и нож, и лес, и волки…
Ответом Игнату стал протяжный волчий вой. Я вздрогнул, выглянул в затянутое паутиной оконце. Снаружи клубилась мгла, будто не утро сейчас, а глубокая ночь.
— Давай уходить, брат.
— Боишься?
— Боюсь.
— А ты не бойся. Со мной тебе нечего бояться. — Игнат сунул нож за пазуху. — Впрочем, тут и смотреть больше не на что. Что интересное было, я все забрал.