Брендон вздохнул и сосредоточился на следующей странице. Его внимание отвлек настойчивый звонок.
— Брендон, — ответил он со вздохом.
— Это сержант Мерей, с проходной. Простите, что помешал, сэр, но в настоящий момент в отделении нет никого из инспекторов. Дело в том, что здесь находится один джентльмен, с которым вы, наверное, захотите побеседовать. Это сосед Дэмьена Коннолли, сэр.
Брендон уже вставал со стула.
— Иду, — сказал он.
У входа, на деревянной скамье, которая шла вдоль стены, сидел, устало склонив голову, человек, на подбородке у него темнела грубая щетина. Увидев Брендона, он поднял голову. Под тридцать, искусственный загар, под глазами мешки. Какой-нибудь бизнесмен, судя по дорогому, но скучному костюму и шелковому галстуку, косо висящему под расстегнутой верхней пуговицей рубашки. Вид у мужчины был помятый, глаза красные, как у путешественника, забывшего, какой сегодня день недели и в каком городе он находится. При виде человеческой особи, уставшей сильнее него, Брендон испытал прилив энергии.
— Мистер Хардинг? — бодро спросил он. — Я Джон Брендон, помощник начальника полиции, веду расследование о смерти Дэмьена Коннолли.
Человек кивнул.
— Терри Хардинг. Я живу через две двери от Дэмьена.
— Сержант сказал, что у вас есть для нас какая-то информация.
— Верно… — Голос Хардинга был тягучим от крайней усталости. — Я видел незнакомого человека, который выехал из гаража Дэмьена в тот вечер, когда его убили.
~~~
Дискета 3,5, метка тома: Backup. 007; файл Любовь. 016
Моя разработка доктора Хилла была запущена до того, как я покончил с Дэмьеном Коннолли. То, что его имя, как и имя Дэмьена, уже было занесено в мой список как вариант возможного партнера, казалось мне воплощением идеальной справедливости. Если мне и нужен был какой-то знак, доказывающий мою правоту, то ничего лучше никто бы не придумал.
Итак, мне было известно, где он живет, где работает и как выглядит, в какое время выходит из дома по утрам, на каком трамвае ездит на работу и как долго бывает в своем маленьком кабинете в университете.
Но потом дело приняло непредвиденный оборот. Я недооценил глупость противостоящей мне полиции. Я никогда не думал, что среди офицеров Брэдфилдской полиции достаточно умных людей, но недавнее развитие событий потрясло даже меня. Арестовать не того человека!
По глупости и отсутствию чутья полицейских можно сравнить разве что с представителями средств массовой информации, которые, как овцы следуют у них в фарватере. Я просто глазам своим не верю, когда читаю в «Сентинел Таймс», что взят под стражу человек, который помогает полицейским в расследовании моих убийств. Задержали его после какой-то уличной драки с участием полицейского чина. Господи, да как же они могли вообразить, что такой осторожный человек, как я, ввяжется в уличную ссору в Темпл-Филдз? Это просто оскорбление моего интеллекта. Или они действительно считают, что я — уличный молокосос, не умеющий владеть собой?
Читаю и перечитываю статью и никак не могу поверить в бездонность их глупости. Все во мне пылает от негодования. Я ощущаю его кишками, как несварение желудка и колики, будто я проглотил репейник. Мне хочется сделать что-то злое и эффектное, что-то такое, что покажет им, как они ошибаются.
Поработав с гантелями так, что мышцы дергались от усилий, а костюм пропитался потом, я обнаруживаю, что возмущение так и не утихло. Я бросаюсь наверх, к компьютеру, и работаю над видеозаписями Дэмьена в компьютере. Когда дело было сделано, мы занялись такой сексуальной гимнастикой, что позавидовала бы русская сборная, но меня ничто не удовлетворяло, ничто не могло утишить возмущение.
К счастью, мне-то глупость не свойственна. Я знаю, какую опасность представляет для меня неконтролируемое возмущение. Мне необходимо обуздать его, творчески его использовать и заставить работать на себя. И я направляю свой гнев в иное русло. Составляю подробный план поимки доктора Тони Хилла, записываю, что сделаю, когда он будет пойман. Он будет пребывать в подвешенном состоянии — в буквальном смысле этого слова.
Squassation и strappado. Испанская инквизиция хорошо знала, как использовать то, что есть под рукой. Они просто обуздали самую мощную силу на планете — силу гравитации. Все, что при этом требуется, — лебедка, блок, пара веревок и камень. Вы связываете руки жертвы у нее за спиной и протягиваете веревку к блоку. Потом привязываете камень к ее ногам.
В своей книге «УЖАСАЮЩАЯ ЖЕСТОКОСТЬ ИНКВИЗИЦИИ», изданной в 1770-м, Джон Маршант весьма красноречиво описывает эту эффективную пытку:
«Потом человека поднимают высоко, пока его голова не коснется блока. В таком положении его оставляют висеть некоторое время, так что от тяжести груза, привязанного к ногам, все его суставы и конечности страшно растягиваются, и, внезапно отпустив веревку, его резко опускают вниз, но так, чтобы он не достал до земли, и в результате этого ужасного рывка его руки и ноги вылетают из суставов, отчего он испытывает ужасную боль, шок, оттого что падение внезапно остановилось. Тяжесть, висящая на ногах, растягивает его тело все сильнее, а боль становится все более жестокой».
Немцы привнесли сюда некую тонкость, которая мне понравилась. Позади жертвы они помещали вращающийся цилиндр с шипами, так что, когда тело опускалось, острия разрывали ему спину, превращая все тело в кровавую бесформенную массу. Мне захотелось воспроизвести этот эффект, но после долгой возни не удалось сделать на компьютере чертеж устройства, чтобы оно работало гладко, если руки не скованы впереди, что делает squassation и strappado гораздо менее эффектными. Не стоит усложнять — вот мой девиз.
Занимаясь планированием и конструированием, я одновременно предпринимаю шаги, чтобы еще надежней опутать своей сетью доктора Хилла. Он может думать, что способен влезть в мое сознание, но все будет ровно наоборот.
Мне не терпится начать. Я считаю часы.
16
«А теперь, мисс Р., предположим, что я появлюсь около полуночи у вашего ложа, вооруженный ножом для разделки мяса. Что вы скажете?» Доверчивая девица ответила: «О, мистер Уильямс, будь это кто-то другой, я бы испугалась. Но как только я услышу ваш голос, успокоюсь». Бедняжка — если бы этот предполагаемый план мистера Уильямса был осуществлен, она увидела бы на этом тупом лице и услышала бы в его зловещем голосе нечто такое, что ее спокойствие исчезло бы навек.
Когда зазвонил телефон, первой реакцией Кэрол была ярость. В десять минут девятого утра в воскресенье могли звонить только с работы. Она пошевелилась, издав долгое низкое недовольное рычание, и Нельсон навострил ушки. Высунув руку из-под одеяла, Кэрол начала шарить по ночному столику, сняла трубку и проговорила недовольным голосом:
— Джордан.
— Ранний утренний вызов по тревоге.