Далекое эхо - читать онлайн книгу. Автор: Вэл Макдермид cтр.№ 63

Алекс не сразу заметил, что Верд прошел вперед и теперь стоял склонив голову на самом краю огороженного полицейской лентой пространства. На границе выжженных дебрей. Он запрокинул голову, и густая грива его серебристых волос засверкала на свету.

— О Господь Всеблагой, — начал он. Его голос торжественно зарокотал, не стесненный никакими барьерами.

Алекс с трудом сдержался, чтобы не прыснуть, он понимал, что это не только нервная реакция на остроту эмоций, вызванных видом пожарища. Но поделать с собой ничего не мог. Никто, видевший Верда с диким одурманенным взглядом или блюющего в канаву после закрытия паба, не смог бы всерьез воспринять это представление. Он повернулся на каблуках и пошел обратно к машине, сел в нее и плотно захлопнул дверцу, отгородившись от чуши, которую обращал к облакам Верд. Ему очень хотелось уехать и оставить проповедника на откуп стихиям. Но Зигги никогда бы не бросил Верда… да и, если подумать, никого из них… Так что в эту минуту лучшее, что мог сделать Алекс в память о Зигги, — это продолжить его дело. И потому он не сдвинулся с места.

Ряд ярких зрительных образов прошел перед его мысленным взором. Спящий в постели Зигги; внезапная огненная вспышка; языки пламени, лижущие дерево; струйки дыма, расходящиеся по знакомым комнатам; Зигги, слегка пошевелившийся, когда коварные невидимые газы просачиваются в его дыхательные пути; смазанный силуэт дома, колеблющийся в огне и жаре… и снова Зигги, потерявший сознание, в самом сердце огненного моря. Это было невыносимо. И Алексу отчаянно хотелось прогнать жуткие картины из своего сознания. Он попытался вызвать образ Линн, но не смог надолго его удержать. Больше всего ему хотелось поскорее отсюда убраться, куда угодно, лишь бы перед глазами было что-то иное.

По прошествии десяти минут Верд вернулся в машину и внес с собой порыв холодного воздуха.

— Бррр, — произнес он. — Никто меня не убедит, что в аду жарко. Если бы от меня зависело, я бы сделал его холоднее морозильника.

— Уверен, что если ты захочешь, то сможешь шепнуть об этом словечко Богу, когда окажешься на небе. Ну так как? Едем в мотель?

Эта поездка, казалось, полностью удовлетворила потребность Верда в общении с Алексом. Устроившись в мотеле, он тут же объявил, что вызвал такси. Отвезти его в Сиэтл.

— У меня там коллега, с которым я хочу провести некоторое время.

Он договорился встретиться с Алексом утром, чтобы вместе ехать на похороны, но выглядел каким-то странно поникшим. И все же Алекс страшился того, что Верд выкинет на похоронах.

Умолк Брамс, и к кафедре подошел Пол.

— Мы все пришли сюда, потому что Зигги много значил для каждого из нас, — произнес он, явно стараясь не сорваться. — Даже если бы я говорил целый день, я все равно не смог бы высказать и половины того, что я по отношению к нему чувствовал. Поэтому я не стану и пытаться. Но если кто-то из вас помнит о Зигги то, чем хотел бы поделиться с нами, мы все будем рады его выслушать.

Едва он успел договорить, как в первом ряду поднялся пожилой мужчина и скованной походкой направился к подиуму. Когда он повернулся к собравшимся лицом, Алекс осознал, какое это горе — хоронить свое дитя. Карел Малкевич, казалось, стал меньше ростом, съежился, его широкие печи сгорбились, а темные выразительные глаза глубоко запали. Он не видел овдовевшего отца Зигги более двух лет, но перемена в нем была удручающей.

— Я скорблю о моем сыне, — начал он с по-прежнему явным польским акцентом. — Всю его жизнь я им гордился. Даже ребенком он заботился о других. Он всегда был честолюбивым, но стремился не к личной славе. Он стремился добиться как можно большего, чтобы принести как можно больше добра людям. Его никогда особенно не заботило, что думают о нем другие. Он всегда говорил, что предпочитает, чтобы о нем судили по его делам, а не по чьим-то мнениям. Я рад видеть здесь сегодня столько людей, потому что это говорит мне, что вы все его понимали. — Старик отпил глоток воды из стакана на кафедре. — Я любил моего сына. Возможно, я недостаточно говорил ему об этом. Но надеюсь, он умер, зная это. — Карел Малкевич склонил голову и вернулся на свое место.

Алекс усиленно щипал переносицу, стараясь сдержать слезы. Один за другим вставали друзья и коллеги Зигги. Некоторые говорили мало, всего лишь несколько слов о том, как сильно его любили и как им будет его не хватать. Другие рассказывали забавные и сердечные истории об их взаимоотношениях. Алекс хотел тоже встать и что-то произнести, но не был уверен, что голос его не дрогнет. Затем настал момент, которого он так боялся. Он почувствовал, как зашевелился на соседнем стуле и поднялся на ноги Верд. Алекс мысленно застонал.

Глядя, как он широкими шагами направился к кафедре, Алекс подивился тому, какую достойную осанку и манеры приобрел Верд за прошедшие годы. Зигги всегда обладал харизмой. А Верд был неуклюжим, вечно мог ляпнуть, что угодно, невпопад, повести себя по-дурацки… Но он научился держаться, как надо. Он приготовился говорить, и наступила тишина, в которой можно было бы услышать упавшую булавку.

— Зигги был старейшим моим другом, — раздался его звучный голос. — Я считал, что выбранный им путь неверен. Он считал меня, как бы это лучше сказать, святошей. Пожалуй, даже ханжой. Но это ничего не значило. Связь, существовавшая между нами, была так сильна, что не порвалась и не ослабла. Она выдерживала любое натяжение потому, что мы преодолели бок о бок самый трудный этап в жизни любого человека — этап взросления. Нам всем непросто дается переход из детства во взрослую жизнь, мы пытаемся понять, кто мы есть и что можем предложить миру. Некоторым из нас везет, и нам достается друг вроде Зигги, который всегда готов поднять нас с пола, если мы упадем и расшибемся.

Алекс удивленно таращился на Верда. Он не верил своим ушам. Он ожидал проклятий и призывов к адскому пламени, а вместо этого слышал явное признание в любви. И, несмотря на неподходящую обстановку, он радостно улыбнулся.

— Нас было четверо, — продолжал Верд, — бравых керколдийцев. Мы встретились в первый день занятий в средней школе, и произошло некое чудо. Мы ощутили единение. Мы поверяли друг другу наши самые тайные страхи и величайшие триумфы. На протяжении ряда лет мы были самым бездарным ансамблем в мире, и нас это не волновало. В любой компании каждый принимает на себя какую-нибудь роль… Я был шут гороховый. Дурак. Тот, кто всегда заходит слишком далеко. — Он слегка пожал плечами. — Кто-то может сказать, что я таким и остался. Зигги уберег меня от саморазрушения. Он удерживал меня от гибельных крайностей, пока я не нашел Спасителя более великого. Но и тогда Зигги меня не бросил.

Мы редко виделись в последние годы. Наши жизни были слишком полны настоящим. Но это не означало, что мы отбросили наше прошлое. Зигги оставался для меня мерилом во многих смыслах. Я не стану притворяться, будто одобрял сделанный им выбор. Вы сочли бы меня лицемером, если бы я стал утверждать обратное. Но здесь, сейчас, все это не имеет никакого значения. А значение имеет то, что друг мой мертв и с его смертью из моей жизни ушел свет. Никто из нас не может не скорбеть об утрате света. И сегодня я скорблю об утрате человека, который подтолкнул меня к спасению. Лучшее, чем я могу почтить память Зигги, это сделать то же самое для любого, кто встретится на моем пути в час своей нужды. Если я смогу сегодня помочь кому-то из вас, обратитесь ко мне, не колеблясь. Ради Зигги, — Верд с благостной улыбкой оглядел присутствовавших, — я благодарю Господа за то, что он послал нам в дар Зигмунда Малкевича. Аминь.