— И это говоришь мне ты, Анна...
— Или возьми солнце с его черными лучами... Кто знает, что там, за границей черной зоны?.. А самолеты профессора Жуйживьома? Или облака? А копаться в земле и находить там всякую всячину? А слушать музыку?
Анжель закрыл глаза.
— Отдай мне Рошель, — попросил он. — Ты ее не любишь.
— Люблю, — сказал Анна. — Но я не могу любить ее еще больше. Не могу притворяться, будто мира вокруг меня не существует. Я отдам тебе ее, если хочешь. Только она сама не захочет. Она хочет, чтобы я все время думал о ней и жил только ею.
— А еще? Что еще она хочет? — спросил Анжель.
— Она хочет, чтобы весь мир вымер и высох. Чтобы все исчезло и остались лишь мы двое. И чтобы я занял место Амадиса Дюдю, а она стала бы моей секретаршей.
— Но ты же ее разрушаешь, — тихо проговорил Анжель.
— Ты хочешь сам ее разрушать?
— Я бы не стал ее разрушать. Я бы ее даже не касался, а только целовал бы и обнаженную заворачивал в белую ткань.
— Женщины созданы совсем не для этого, — сказал Анна. — Они не подозревают даже, что в мире есть еще что-то. Мало кто из них об этом догадывается. Впрочем, то не их вина. Они просто боятся догадаться. Им и в голову не приходит, как много всего вокруг.
— А что же есть вокруг?
— Вокруг земля... — сказал Анна. — Можно лежать на земле, на песке, чтобы в голове было пусто и веял легкий ветерок. Можно ходить и смотреть по сторонам, и делать что-нибудь, строить каменные дома для людей, делать для них машины, давать им свет или что-нибудь еще, что каждый мог бы получить — и они бы потом тоже могли ничего не делать, могли бы лежать на песке, на солнце, с пустой головой, и спать с женщинами.
— Ты сам то хочешь ее, то не хочешь, — сказал Анжель.
— Я хочу все время, но я хочу и всего остального тоже, — ответил Анна.
— Пожалуйста, не губи Рошель.
Анжель произнес эти слова с мольбой и дрожью в голосе. Анна провел рукой по лбу.
— Она сама себя губит, — сказал он. — Ты не сможешь ее остановить. Когда я ее брошу, она совсем сломается. Но если она тебя полюбит, то быстро восстановится. И будет почти такой, как вначале. Но потом она снова начнет себя губить и будет делать это вдвое быстрее. Ты не сможешь этого вынести.
— И что же?.. — спросил Анжель.
— А то, что я не знаю, как тебе быть. Она будет разрушаться, и скорость разрушения будет расти в геометрической прогрессии.
— Постарайся быть с ней гадким, — сказал Анжель. Анна засмеялся:
— Не могу пока. Я еще люблю ее, мне нравится с ней спать.
— Молчи, — сказал Анжель.
— Я пойду доделывать расчеты. Лопух ты все-таки. Смотри, сколько красивых девок кругом.
— Да ну их. И без них тошно.
Анна сжал ему плечо своей сильной рукой.
— Иди пройдись, — сказал он. — Подыши, проветрись. Отвлекись немного.
— Я и хотел пройтись, — сказал Анжель. — Это ты отказался. А думать о другом я все равно не могу. Она так изменилась.
— Да вовсе нет. Просто она лучше поняла, что надо делать в постели.
Анжель шумно вздохнул, повернулся и пошел прочь. Анна засмеялся, потом открыл дверь и вернулся в свой кабинет.
II
Увязая ногами в горячем песке, Анжель чувствовал, как песчинки забиваются в плетеные сандалии и просачиваются у него меж пальцев. В ушах все еще звучали слова Анны и его голос, а перед глазами стояло нежное и свежее лицо Рошель, склоненное над пишущей машинкой, тонко очерченные дуги ее бровей и блестящий рот.
Далеко впереди ровной полосой ложился на землю первый черный луч, пересекая пустыню четкой линией, которая послушно и упрямо следовала движению вздымающихся и опадающих дюн. Анжель шел насколько мог быстро, теряя на зыбких подъемах несколько сантиметров при каждом шаге, стремительно скатываясь с горбатых спусков. Он испытывал физическое наслаждение от того, что первым прокладывал след по девственно-желтой тропе. Боль его понемногу стихла; ее впитала пористая чистота окружавшей его всепоглощающей пустыни.
Темная полоса приближалась; она вставала нескончаемой тускло-голой стеной, еще более притягательной, чем подлинная тень; это было скорее внезапное и полное прекращение света, непроницаемая, густая пустота, окончательное, непоправимое нарушение целостности пространства.
Еще несколько шагов, и он окажется за чертой. Вплотную приблизившись к черной стене, Анжель нерешительно вытянул руку. Рука исчезла из пределов видимости, и он ощутил холод неведомого мира. Не колеблясь более, он вошел в него весь, будто нырнул под черное покрывало.
Продвигался он медленно. Ему было холодно; сердце колотилось. Порывшись в кармане, Анжель нащупал коробок и чиркнул спичкой. Судя по звуку, дерево загорелось, но мрак не поредел. Немного испугавшись, Анжель выронил спичку и протер глаза. Он снова старательно провел фосфорной головкой по шероховатому боку коробка. Спичка зашипела, воспламеняясь. Анжель сунул коробок в левый карман и наугад приблизил указательный палец к предполагаемому пламени. Обжегшись, он отдернул руку и выронил вторую спичку.
Анжель осторожно повернул назад и попробовал вернуться к тому месту, где вошел в темноту. Ему показалось, что он идет дольше, чем шел вначале, а кругом по-прежнему стояла непроглядная ночь. Он снова остановился.
Кровь бурлила у него в жилах, но пальцы были холодны как лед. Он сел на песок: надо было успокоиться; он сунул руки под мышки, пытаясь согреться.
Он ждал. Постепенно удары сердца сделались спокойнее. В членах еще сохранилась память о движениях, совершенных с момента вступления в темноту. Уверенно, не торопясь, Анжель определил свое местонахождение и твердым шагом двинулся навстречу свету. Несколько секунд спустя он вновь обрел контакт с горячим песком пустыни, желтым и неподвижным, ослепительно сверкающим перед его прищуренными веками. Вдалеке над плоской крышей заведения Баррицоне колыхался воздух.
Анжель отошел от стены мрака и упал на податливый песок. У самого его лица ленивая люмитка неспешно взбиралась по длинному изогнутому стеблю, обволакивая его переливчатой пленкой. Анжель растянулся на песке, выдавив ложбинки для всех частей тела, расслабил мускулатуру и мозг и просто дышал, притихший и печальный.
III
ЗАСЕДАНИЕ
1
Президент Урсус де Жан-Полено обнаружил, что привратника нет на месте, и нахмурил брови. Тем не менее он поднялся по лестнице и проник в зал заседаний. Здесь он снова нахмурил брови: вокруг стола — ни души. Соединив большой и указательный пальцы, он вытянул из кармана ушко золотых часов; ушко плавно перешло сначала в цепочку из того же металла, а уже потом в часы как таковые. К своему величайшему изумлению, он констатировал, что сей безупречный механизм показывал тот же час, что и некоторое время назад, и из-за чего, собственно, он, Жан-Полен, так спешил. Придя к определенному заключению относительно согласованного, но отнюдь не преднамеренного, как он было подумал, отсутствия привратника и остальных членов Правления, президент бегом проделал обратный путь до лимузина и потребовал от своего не в меру усердного шофера, чтобы тот вез его куда угодно, лишь бы только, черт подери, никто не видел, как президент явился на заседание первым!