Египтолог - читать онлайн книгу. Автор: Артур Филлипс cтр.№ 92

Пятница, 22 декабря 1922 года

Спал на свежем воздухе на вершине, походную кровать отдал Ч. К. Ф. Пусть он поспит внизу в одиночестве, наша квартира слишком тесна для двоих.

Сегодня Картер запустил в свою жалкую дырку журналистов, а я — зачем я так с собой поступаю? Мне следовало уйти прочь, но я увидел туристов, что пялятся на участок во все глаза и неумолчно несут вздор о мелком царьке, и точно услышал гибельное пение сирен, и опять отправился смотреть на гробницу Картера, сопровождая язвительного американского репортера, который звал меня Мохаммедом. Вид поистине ужасный: Тут болен той же манией излишеств, что и его разряженный служка. Я видел падких на приторные излишества Нордквистов, которые из вежливости притворились, будто впечатлены, и не смог заставить себя с ними заговорить. Хранилище малолетнего выскочки — да это же просто гротескная куча мусора! Халаты из леопардовых шкур, усыпанная коростой золотых блесток одежда, статуи, сандалии из тростника и папируса, та кровать с резным изножьем, бумеранги, шкатулки для завтрака, расписанные под уток со связанными лапами, сосуды с благовониями, туалетные столики, сундуки и лари с неиспользованным нижним бельем, подсвечники в форме человечков-анхов, разукрашенное то, яйцеобразное се, лотусообразное пятое, золотое десятое, цепы, крюки, скипетры, мебель, покрытая изображениями царя в виде льва, что топчет врагов и разъезжает на колеснице со своими предками, горы ненанизанных бусинок… да любая из этих вещей стоит всех потерянных Картером лет, всех денег Карнарвона, не говоря уже о жестокосердном Финнеране. А владыка всей этой нелепой путаницы — какая-то бестолочь, отчего тебя просто мутит, ты раздавлен, будто все эти сокровища, всю эту мебель вывалили тебе, завернутому в бинты, прямо на голову, и она смялась, точно ком глины под колесами этой безобразной боевой повозки. Тошнотворно! Американский репортер со мной вполне согласился.

Суббота, 23 декабря 1922 года

У Картера — ярко выраженная мания величия, тут мы с Ч. К. Ф. едины. Нет, он не успокоится до тех пор, пока всякий им не восхитится, не станет на него работать, пока он из любой мухи не сделает слона. Можете себе представить, как я удивился, когда сегодня утром, спускаясь из своей горней опочивальни, увидел полицейского констебля, что шел по тропе к моей гробнице! Его послал мистер Картер — «удостовериться, что здесь все в порядке». Да, спасибо, лишь Картера мне тут для порядка и не хватает. «У мистера Картера в лагере побывали воры. У вас они не показывались?» Ну конечно! Рассеянный Картер посеял что-то из своего необъятного инвентаря и обратился к полиции, чтобы та выяснила, не наведался ли хитроумный грабитель ко всем разумным археологам Египта. Я засмеялся и сказал чиновнику «до свидания», но он пожелал рассказать мне о том, как грабитель проник в дом Картера, какие вещи пропали, какие на Картеровых простынях пятна. «Вы уверены, что у вас тут все хорошо, сэр?» Ради бога, что за вопрос, конечно, все хорошо, голуба. «Могу я взглянуть на ваши раскопки? Я тоже археолог-любитель…» Я сделал все возможное, дабы этот слабоумный перестал поднимать пыль, топая к двери «А». «Вы ранены, сэр? Вы хотите мне что-то сказать?» И прочие идиотские вопросы от неофита египетской полиции, выступающего в роли Картерова лазутчика.

Наконец я выпроводил агентишку моего соперника, после чего мы с Ч. К. Ф. обсудили, какую из множества проблем решать первой. Придется потрудиться, чтобы упрочить гробничный интерьер, составить детальные схемы, законсервировать необработанные изображения и перерисовать последние стенные панели. Помощь Ч. К. Ф. неоценима.

В Александрии я высадился вечером 24 числа, Мэйси, до Каира добрался поездом на следующий день, на Рождество, хотя в Египте что оно есть, что его нет. Работа спорилась: выяснилось, что объект жил в отеле «Сфинкс» и выехал оттуда 26 октября, оставив номер за собой до возвращения. С отчетами, которые он посылал в Бостон, пока все сходилось. Клерк также сказал, что в отеле побывал Финнеран, ночевал за девять дней до меня. Я, в свою очередь, провел там ночь 25 числа — в аккурат ночевал на постоялом дворе на Рождество. Говорящих ослов не заметил.

Воскресенье, 24 декабря 1922 года

Тружусь. Истощенные недра мои! Патефон не помогает. Тружусь не покладая рук. Работа наводит на мысли о бессмертии. Полагаю, для среднего египтянина понятие о бессмертии — не более чем дурацкое суеверие. Но это лишь потому, что самая идея вечной жизни изменилась как для христиан, так и для остальных. Мы разделяем мнение наших нильских предтеч: бессмертие есть архиважнейшее достижение индивида (важнее, чем любовь или бледная репутация добродетельного человека, насущнее, чем даже дружба), но не разделяем безумной мысли о том, что в пакибытие переносятся наши тела. У нас на слуху другие выражения — «спасение души», «неувядающая слава». Называйте как хотите, но каждый надеется, что имя его будет звучать и звенеть, когда заглохнут имена его слуг и мучителей. (Самое прелестное, если это случится до их физиологического финала, дабы последняя дымка их имен прешла, а они все еще дышали и осознавали — осознавали, тер Брюгген! — что когда их разлагающиеся телеса обнаружат и швырнут в землю, их кожа и волосы уже будут принадлежать анониму — и анонимно же превратятся в угольную пыль, в то время как иные станут солнцами и светилами.) Такого постоянства алчет всякий, пусть он и утверждает обратное. Триумфальных арок и Смитов-младших в мире — как грязи; болтливые художники волнуются, не забудут ли их творения; поэты, дабы снискать славы, накладывают на себя руки; завещаниями и последними волеизъявлениями управляются наследники; имена всякий год зачитываются в церквах и синагогах; что говорить о вычурных надгробиях и признаниях в любви на смертном ложе, о наследии и именном дарении, о деньгах, жертвуемых политическим партиям и благотворительным фондам? Мы все еще египтяне до мозга костей, и спорить тут не о чем.

Я не идиот. Я знаю, что, когда придет мой час, я буду мертв. Мне не бренчать на крылатой арфе, не смаковать (как я хотел того в детстве) жаркие плотские утехи египетского подземного мира, что расчерчен рядами пальм, храним Анубисом, лелеем Изидой. Я говорю о другом пути, легче, изящнее, умственно и духовно неуязвимее и неистощимее. Для нас бессмертие, пусть и внетелесное, не лишено осознания — осознания отчетливого мига истечения срока наших тел и передачи эстафеты нашим именам. Ч. К. Ф. согласен.

Понедельник, 25 декабря 1922 года

Дневник: Желудок ведет себя так, будто я заглотил дюжину острых шпаг, однако мы с Ч. К. Ф. трудились до вечера. Потом выбросили отходы, вычистили ведра, сожгли всякую всячину.

К Маргарет: Ко мне только что приходил гость. Давно уже я ни с кем не разговаривал. Кроме, конечно, твоего говорливого отца.

Явилась старая и прекрасная дева. Я едва кончил возиться с ведрами. Утомленный, на последнем издыхании, я сидел снаружи и массировал больное бедро.

«Милый мальчик, мне сказали, я найду вас здесь».

Я подумал, что мне это, наверное, чудится — так внезапно появился человек, которого я жаждал увидеть более всего. На корабле она была сама доброта. Прикрыв глаза от слепящего солнца, она поднималась ко мне, приподняв край своего старомодного платья и порхая по скальной тропе с удивительной легкостью.