Сад радостей земных - читать онлайн книгу. Автор: Джойс Кэрол Оутс cтр.№ 110

– Ну а кто ж виноват? – сказала Клара и умолкла, будто сама поняла, как грубо это прозвучало. Потом продолжала: – Очень жалко. А вот со мной он неплохо ладит.

– Может быть.

– И с отцом неплохо ладит.

– Н-ну-у…

– Что такое?

– Он мне иногда говорит, что ненавидит папу. Так и говорит.

Клара впилась в него острым взглядом, будто он, сам того не понимая, доверил ей бесценную тайну.

– Несколько лет назад он тоже такой был, когда мама умирала. Я хочу сказать, совсем от рук отбился. С утра до ночи все только читал, растянется на полу, на животе, с книжкой… а папа хотел, чтоб он бывал на воздухе, помогал по хозяйству, – задумчиво говорил Кларк. Он рассеянно оттирал залепленную грязью баранку своей великолепной машины. И он и Клара смотрели, как хлопьями осыпается грязь. – Это было еще до того, как вы сюда переехали… Мы ведь про вас сразу узнали. Я хочу сказать, это все знали. А мы с Джоном узнали от ребят в школе. Роберт тогда еще в школу не ходил. Мальчишки нам говорили про папу всякое, просто житья не давали, и мне пришлось кой-кого излупить, а потом дядя Джуд с нами поговорил и объяснил, что лучше нам не ершиться. – Кларк сам себе удивлялся: почему он об этом заговорил? – В ту пору Джон совсем было от рук отбился. Один раз ночевал у кого-то в сарае, домой заявился утром. Папа его тогда высек. Он тогда в последний раз Джона высек: Джон после этого заболел. Он не такой крепкий, как я. Видали, как у него ребра торчат? – спросил Кларк, поглядел на Клару и так поморщился, что Клара невольно кивнула: их роднила спокойная, почти животная уверенность в своей силе и здоровье, свойственная лишь тем, у кого красивое тело. – Ну вот, теперь он опять становится такой, только еще меньше бывает дома. Все время где-то гоняет. Клара сказала негромко:

– Очень жалко, огорчил ты меня. Я Джонатана люблю.

– Ага, он парень хороший. Он хороший.

– По-моему, и он меня любит.

Кларк промолчал.

– Меня все любят, – сказала Клара. – Если я захочу, меня всякий полюбит… почему бы и нет? С чего меня не любить?

– Не знаю, – Кларк посмотрел на нее и улыбнулся. Слушайте, если кто-нибудь вас не любит, так, наверно, просто потому, что завидует.

– Нет, правда, почему? С чего бы Джонатану меня не любить? – повторила Клара.

Она говорила очень серьезно. Кларк привык к ее насмешкам – она незло поддразнивала его из-за его подружек, – но сейчас она не смеялась. А в серьезные минуты она становилась какая-то основательная, несгибаемая, даже мрачная.

На рождественские каникулы Клара повезла Кречета на неделю погостить в Гамильтон. Два дня она поглощена была сборами, с озабоченным, застывшим взглядом расхаживала по спальне, не снимая с плечиков, прикидывала к себе то одно, то другое платье. Кречет лежал на кровати. Ему не так уж хотелось ехать в Гамильтон, он там был только один раз, и город ему не понравился, да еще тогда шел дождь. Но дома в каникулы тоска зеленая, Джонатан теперь, когда видит его, молча отворачивается, а Клара вечно шьет новые занавески или измеряет полы и заказывает по почте новые ковры. И тут же Ревир… о Ревире Кречет думал неотступно, словно чувствовал в нем что-то такое, в чем необходимо разобраться и решить для себя раз и навсегда; он любил отца, но в то же время боялся, ежился, когда отцовская рука ложилась на его плечо со сдержанной, рассеянной нежностью, которая, быть может, когда-то обращалась совсем не на Кречета. Ему до боли хотелось, чтобы Ревир его любил, а когда эта любовь вдруг оказалась тут, рядом, хотелось очутиться за тридевять земель.

Так что в конце концов он рад был уехать и, так же как Клара, когда все прощались, только притворялся, будто ему жалко уезжать. Клара не захотела вести машину, и вот они едут поездом, словно путешественники, которые разъезжают по стране просто так – ничего особенного у них не остается позади и не ждет впереди. Кларе не сидится спокойно, она то и дело закидывает ногу на ногу – они у нее длинные, стройные – или косится на свое смутное отражение в окне. Кречет пробовал было читать, он захватил с собой несколько книг из отцовской библиотеки (из той, что на чердаке, там в ящиках и сундуках свалено вперемешку много старого книжного хлама), но качка и мерный рокот колес его отвлекают. Внутри закипает радостное волнение, а отчего – не понятно. В книгах говорится об исследованиях Индии, Азии, но эта поездка с Кларой волнует куда сильнее. Порой Клара перехватывает его взгляд и усмехается, точно они сообщники.

– А приятно удрать! – говорит она и кивает ему.

Она грызет шоколад, хрустит сухими лепестками жареного картофеля, жует взятые из дому размякшие сандвичи, пикули, набитые в маленькой баночке вместе с оливками. Ревир предупредил ее, что в поезде еда и очень дорогая, и невкусная. Кречету есть не хочется. Клара съедает и его сандвичи тоже.

– Смотри не говори, что мы ели прямо из бумажного пакета, – остерегает она и облизывает пальцы. – Тетке не говори и никому там, где мы будем гостить.

Ни она, ни Ревир не скупые, просто они не любят тратить деньги зря. Только в этом они думают по-настоящему одинаково, Кречет это хорошо видит, хоть ему только десять лет. Ему иной раз деньги перепадают от родных Ревира, иной раз от самого Ревира, потому что с пяти лет Кречет кое в чем помогает по хозяйству, но Клара ни разу не дала ему ни гроша. Он старательно бережет все эти монетки по пять, по десять центов, достает из ящика, оглядывает, складывает в столбики. И старается прятать их получше, словно боится: мало ли что, вдруг Клара отнимет? Это она вполне может: скажет – да на кой черт они тебе? – и заберет…

Вот наконец и Гамильтон, мрачный, тесный и людный вокзал, их уже здесь ждут: пожилая женщина в меховом пальто и мужчина помоложе, с толстым бледным лицом. Кречет их никогда не видал, а они заговорили с ним как со знакомым – может, видели его тогда на похоронах. Всю дорогу в машине до того дома, где Кречет с матерью остановятся, Клара и эта женщина болтают без умолку, будто подделываются друг под друга. Только непонятно, кто кому подражает. Обе говорят беспечно, весело, немножко наклоняются друг к другу. Клара устроилась на заднем сиденье, та женщина – впереди. Кречету видно – у нее на веках проведены полукругом тонкие синеватые черточки. Говорят про его отца (здешние называют его «Керт»), про братьев, про него самого, про ферму и Кларин новый ковер, но говорят такое, чего он вовсе не знал, даже удивительно. Оказывается, отец несколько недель был простужен, насилу поправился, а Джонатан очень вырос. О нем, Кречете, рассуждают подробно и с нежностью, точно он любимая собачка или новая мебель. Да, он уже большой, немножко худенький, но высокий для своих лет. Пять футов с дюймом. Кречет и сам знает, что это немало, другие ребята его лет ниже ростом. Он сумел все это выслушать спокойно, не выдал досаду. Просто он смотрит в окно, а за окном скользкие, холодные зимние улицы, и люди спешат, спешат, как никогда никто не спешит за городом.

– Он хорош собой. Будет красивый молодой человек, – говорит женщина.

Волосы у нее совсем белые, мягкая шелковистая челка прикрывает морщинистый лоб. Кречет еще не встречался с ней взглядом, только искоса ее рассматривал.