Джордж Мейхью немного смягчился.
Страшное событие в жизни девушки. Он ей симпатизирует. Было
бы значительно лучше, если бы она никогда не узнала правды. И какая надобность
говорить об этом сейчас? Она хочет знать? Да, но что именно можно знать? Есть,
конечно, отчет о процессе. Он лично полагает, что не было сомнений насчет
виновности миссис Крейл. Конечно, кое-что ее оправдывало. Художники – люди, с
которыми не так-то легко жить. Подождите, подождите, гм… Кажется, леди Диттишем
была той молодой женщиной, которая замешана в деле.
Пуаро ответил, что именно так.
– Газеты еще иногда вспоминают об этом деле, – прибавил
Мейхью. – Потому что эта дама частенько фигурировала в бракоразводных
процессах. Теперь, как вам, видимо, известно, она очень богата. До Диттишема
была замужем за этим исследователем… И она личность, которая почти все время в
той или иной мере находится в центре общего внимания. Она – тип женщины, которой
нравится известность.
– И возможно, известные люди, – подсказал Пуаро.
Эта мысль понравилась Джорджу Мейхью.
– Да, конечно, возможно, и так. Вполне возможно.
Пуаро спросил:
– Ваша фирма представляет интересы миссис Крейл на
протяжении многих лет?
Джордж Мейхью отрицательно покачал головой:
– Ничего подобного. Юристами у Крейлов были «Джонатан и
Джонатан». Однако, принимая во внимание обстоятельства, мистер Джонатан счел неудобным
защищать интересы миссис Крейл и договорился с моим отцом, чтобы мы взяли
ведение дела на себя. Мне кажется, вам было бы интересно, мсье Пуаро,
встретиться со старым Джонатаном. Он сейчас на пенсии – ему под семьдесят… Он
знал все интимные дела семьи Крейл и мог бы сказать значительно больше, чем я.
Собственно, я не могу вам рассказать абсолютно ничего, я был тогда мальчиком.
Мне кажется, что я даже не был на том процессе.
Пуаро поднялся, и Джордж Мейхью, поднявшись также, добавил:
– Возможно, вы сочтете необходимым поговорить с Эдмундсом,
нашим административным секретарем. Он тогда работал у нас и проявлял большой
интерес к делу.
Эдмундс был не очень-то разговорчив. Глаза его выражали
благоразумие и осмотрительность, свойственные законникам. Он внимательно
разглядывал Пуаро, пытаясь составить о нем суждение еще до того, как начнется
беседа.
– Да, я помню дело Крейл, – сказал он и добавил сурово: –
Это была жуткая история. – Эдмундс направил свой проницательный взгляд на
Эркюля Пуаро, словно измеряя его. – С тех пор прошло много времени, и не стоит
ворошить ее снова.
– Приговор суда не всегда конец дела.
Квадратная голова Эдмундса медленно качнулась в знак
согласия.
– Я могу сказать, что вы правы.
Эркюль Пуаро сказал:
– Миссис Крейл оставила девочку.
– Да, я припоминаю. Ее, кажется, отправили к родным за
границу? Не так ли?
– Именно так. И дочь твердо убеждена, что ее мать невиновна.
Густые брови мистера Эдмундса поднялись.
– Вот в чем дело!
Пуаро спросил:
– Возможно, есть что-то такое, что вы могли бы мне сообщить
и что подкрепило бы эту уверенность девушки?
Эдмундс долго раздумывал, потом покачал головой:
– Честно говоря, не могу утверждать, что есть. Я восхищался
миссис Крейл. Кем бы она ни была, она прежде всего была леди. Не то что та,
другая, – всего-навсего шлюха. Бесстыдная. Она из тех, что бросаются на шею
мужчинам. И не стыдилась показывать это! А миссис Крейл была дамой из высшего
общества.
– Что не помешало ей стать убийцей?
Эдмундс нахмурил брови, сказал взволнованно:
– Этот вопрос я ставлю перед собой ежедневно. Она сидела на
скамье подсудимых такая спокойная, такая кроткая! «Не могу поверить», – твердил
я себе все время. Но… Не знаю, сумеете ли вы меня понять, мсье Пуаро… К
сожалению, ни во что иное невозможно было поверить. Яд не мог попасть в пиво
мистера Крейла случайно. Его кто-то влил туда. Если это была не миссис Крейл,
то кто же?
– В этом и суть, – сказал Пуаро. – Кто?
И снова проницательные глаза строго ощупали его лицо.
– Итак, каково ваше мнение? – спросил мистер Эдмундс.
– А ваше?
Старик помолчал минуту, затем сказал:
– Но аргументов, которые хотя бы немного помогли, не было.
Абсолютно никаких.
– Вы присутствовали на процессе?
– Ежедневно.
– Вы слышали показания?
– Да.
– Вас ничто в них не удивило? Не показалось… неискренним?
Эдмундс ответил коротко:
– То есть кто-то из них врал?.. Но разве у кого-то была
причина желать мистеру Крейлу смерти? Извините меня, мсье Пуаро, но я считаю
эту идею слишком мелодраматической.
– И все же я прошу вас хоть немного над этим подумать, –
настаивал Пуаро.
Он смотрел на умное лицо Эдмундса, в его полные раздумья
глаза. Эдмундс покачал головой.
– Мисс Гриер… – произнес он. – Слишком желчна и
недоброжелательна! Мне казалось, что при многих вопросах она теряла
самообладание. Но Крейл был ей нужен живым, с мертвым ей нечего было делать.
Она, понятное дело, хотела видеть миссис Крейл на виселице. И это потому, что
смерть лишила ее человека, которого она любила. То была тигрица, у которой
вырвали добычу. Нет, мистера Крейла она хотела живого. Филипп Блейк был также
против миссис Крейл. Он вонзал в нее нож при любом удобном случае. Но надо
признать – он был по-своему честен. С мистером Крейлом они дружили. Его брат,
Мередит Блейк, весьма неудачный свидетель-путаник, нерешительный, не уверенный
в своих ответах. Я видел много подобных свидетелей: создается впечатление, что
они лгут, хотя, по сути, все время говорят правду. Он был не слишком
разговорчив, этот Мередит Блейк, и все же адвокат вытянул из него довольно
много. Блейк – типичный обыватель, из тех, кого легко сбить с толку. Зато
гувернантка держалась очень хорошо. Не будучи многословной, она отвечала на
поставленные вопросы корректно и точно. Слушая ее, невозможно было сказать, на
чьей она стороне. Хладнокровная женщина, твердо стоящая на земле. – После
короткой паузы он продолжал: – Меня нисколько не удивило бы, если бы оказалось,
что она знает об этом деле значительно больше, чем говорила.