Видите, как все это неожиданно случилось!
Днем или двумя позднее мы снова встретились. Он сказал, что
хочет, чтобы я поехала с ним в Девоншир – там, мол, хороший фон. И добавил: «Я
женат, вы это знаете, и я очень люблю свою жену». Я ответила, что его любимая
женщина должна быть достаточно милой. «Она чрезвычайно милая, – сказал он. –
Кэролайн просто прекрасна, я ее обожаю. Так что зарубите себе это на носу, дитя
мое».
Через неделю он начал писать картину. Кэролайн Крейл приняла
меня довольно любезно. Я не очень ей нравилась, но, собственно, почему я должна
ей нравиться? Эмиас был очень предупредителен. Он никогда не говорил мне
ничего, чего нельзя было бы услышать его жене, а я проявляла такт и придерживалась
всех условностей. Однако через десять дней он сказал мне, что я должна
возвратиться назад, в Лондон. Я удивилась: «Картина же не готова!» Он сказал:
«Я ее только начал. Дело в том, что я не могу вас писать, Эльза». Я спросила:
«Почему?» – «Вы хорошо знаете почему, Эльза. И поэтому вам необходимо уехать. Я
не могу сосредоточиться, не могу думать ни о чем другом, кроме вас». Мы сидели
в «саду-батарее», был теплый солнечный день. Пели птички, гудели пчелы. Все
вокруг казалось спокойным и счастливым. Но это было не так. Я знала, что мой
отъезд в Лондон ни к чему не приведет, но согласилась: «Очень хорошо, я поеду,
если вы хотите». Эмиас сказал: «Вы умная девушка». И я уехала.
Я не писала ему. Он боролся с собой десять дней. Потом
примчался. Он казался таким несчастным, что произвел на меня гнетущее
впечатление. Эмиас заявил: «Я предупреждал тебя, Эльза. Только не говори, что я
не предупреждал». Я ответила: «Я ждала тебя. Я знала, что ты приедешь». Он
застонал и сказал: «Некоторые вещи сильнее, чем воля человека. Я не могу есть,
не могу спать, не могу успокоиться, так сильно я хочу тебя!» Я сказала, что
знаю это, что то же самое и со мною, что так было с первого мгновения, как
только я его увидела. Это называется судьбой, и нет никакого резона бороться с нею.
«Ты недолго с нею боролась, не так ли, Эльза?» Я сказала, что совсем не
боролась. Он заметил, что я слишком молода, а я ответила, что это не имеет
никакого значения…
Последующие несколько недель мы были очень счастливы. Но
счастье – это не то слово. Это было нечто более глубокое и в то же время
ужасное. Мы были созданы друг для друга, и мы нашли друг друга. Однако
произошло то, что должно было произойти. Мысли о незаконченной картине начали
преследовать Эмиаса. Он сказал: «Раньше я не мог тебя писать, ты сама стояла на
моем пути. А теперь я хочу писать тебя, Эльза. Я хочу написать тебя так, чтоб
эта картина была наилучшей из всего сделанного мною. Я страдаю, у меня чешутся
руки от желания схватить кисть. Я хочу смотреть, как ты сидишь на старой
зубчатой стене с башнями, избитыми, как старый анекдот, а в глубине – синее
море и пышные деревья… Ты там сидишь как королева, бросая вызов всему свету! Я
должен тебя такой написать! Но я не терплю, когда меня что-либо отвлекает от
работы. Поэтому, лишь когда картина будет готова, я скажу Кэролайн правду, и мы
развяжем всю эту запутанную историю».
Я спросила: «Кэролайн будет протестовать, если ты будешь
требовать развода?» Он ответил, что не думает, но, мол, с женщинами никогда не
знаешь, как они поступят. Я сказала, что мне жаль, если это ее огорчит, но, в
конце концов, подобные вещи случаются. «Для тебя все слишком просто, Эльза.
Может быть, ты и права. Но Кэролайн никогда не примет твоей правоты. Она любит
меня, ты понимаешь?» Я сказала, что понимаю, но если она любит тебя, то твое
счастье должно быть для нее главным и ни в коем случае она не должна держать
тебя возле себя. Эмиас сказал: «В жизни не удается решать вопросы при помощи
прекрасных афоризмов, взятых из современной литературы. Природа жестока, с
клыками и когтями, не забывай этого». – «Но мы же цивилизованные люди», –
заметила я. Эмиас рассмеялся: «Черта с два цивилизованные! Кэролайн, наверное,
захочет садануть тебя топором по голове! К тому же она это может. Ты не
понимаешь, Эльза, что она будет страдать. А знаешь ли ты, что такое
страдать?..» – «Тогда не говори ей». – «Нет, развод должен состояться. Ты
должна мне принадлежать – как свет, как воздух, Эльза. И быть моею перед
миром». – «А если она не захочет разводиться?» – «Не этого я боюсь». – «Чего же
ты боишься?» И он тихо произнес: «Не знаю…»
Понимаете, он знал Кэролайн. Я – нет. Если бы я тогда могла
предвидеть…
Мы снова поехали в Олдербери. Положение было сложное. На
этот раз дела пошли тяжело. Кэролайн стала подозрительной. И мне это не
нравилось. Мне всегда были отвратительны вранье и обман. Я придерживалась
мысли, что мы должны сказать ей обо всем. Однако Эмиас и слушать не хотел.
Страшней всего было то, что это его мало трогало. При всем его хорошем
отношении к Кэролайн и страхе перед ее страданиями его просто-напросто не
беспокоило, будет это честно или нет. Он отчаянно работал, а все остальное его
не интересовало. Я еще не видела его таким. Только тогда я постигла, какой он
гениальный. Он был, несомненно, одержимый, не считался с правилами хорошего
тона. Иное дело – мое положение. Оно было ужасным. Кэролайн меня не выносила и
была права. Единственный способ развязать узел – это сказать ей правду. Но Эмиас
всегда отвечал, что не желает никаких сцен, пока он не закончит картину. «Но,
наверное, – сказала я, – сцен не будет. У Кэролайн достаточно достоинства и
гордости. А я хочу быть до конца честной. Мы должны быть честными!» – «К черту
честность! – закричал Эмиас. – Я работаю над картиной, черт бы вас побрал!»
Я понимала его точку зрения. Он моей не понимал.
В конце концов я не выдержала. Как-то Кэролайн рассказывала
нам о ее и Эмиаса планах на будущее. Она говорила с такой уверенностью!.. Вдруг
мне показалось ужасно подлым то, что мы делаем – оставляем ее в неведении.
Возможно, я была к тому же рассержена, поскольку Кэролайн почти все время плохо
ко мне относилась. Правда, в интеллигентной форме, так, что ни к чему нельзя
было придраться. И я сказала ей правду в лицо. Я до сих пор убеждена, что
поступила правильно. Хотя, естественно, я бы этого не сделала, если бы имела
хоть туманное представление, к чему это приведет.
Буря разразилась немедленно. Эмиас рассердился, но вынужден
был признать, что сказанное мной – правда. Поведение Кэролайн было мне
непонятно. Когда потом мы пошли к Мередиту Блейку на чай, она прекрасно играла
роль – болтала, смеялась… По своей неопытности я поверила, что она восприняла
все должным образом. После этого мне было ужасно неприятно оставаться в
Олдербери, но, если бы я уехала, Эмиас метал бы громы и молнии. Я думала, что,
возможно, уедет Кэролайн и тогда все упростится.
Я не видела, когда Кэролайн брала цикуту. Я хочу быть
честной и поэтому признаю, что, возможно, ее рассказ о намерении покончить
самоубийством и правдив. Но по правде говоря – я не верю. По-моему, она была
женщина чрезвычайно ревнивая и эгоистичная. Женщина, которая не хочет выпускать
из своих рук ничего из того, что она считает своим. Она считала Эмиаса своей собственностью
и готова была скорее убить его, чем отпустить навсегда к другой женщине. Мне
кажется, она тогда же и приняла решение убить его. И по-моему, рассказ Мередита
о свойствах цикуты подсказал ей способ осуществить задуманное. Она была
жестокая и мстительная женщина, даже злая. Эмиас всегда помнил об этом. Я этого
не знала.