– У меня все время складывалось впечатление, что она вообще
не понимала, что говорит. Эльза болтала непрестанно о вещах, вычитанных из
книжек или слышанных от людей. И в то же время в ней было – это, возможно,
звучит странно, если говорить о ней, – что-то восторженное. Такая молодая и
такая уверенная в себе! – Он остановился. – Вообще молодость, мсье Пуаро, это
нечто… волнующее!
Эркюль Пуаро внимательно посмотрел на него:
– Я понимаю, что вы хотите сказать…
Блейк продолжал, кажется, больше для себя:
– В какой-то мере, я считаю, это и послужило причиной моего
резкого разговора с Крейлом. Он был почти на двадцать лет старше ее. Мне это
представлялось типичным мезальянсом.
Пуаро проговорил:
– К сожалению, редко можно на кого-то повлиять. Если человек
решил что-то сделать, тем более если в этом замешана женщина, нелегко заставить
его от этого отказаться.
– Да, так оно и есть. – В тоне Мередита чувствовалась
горечь. – Мое вмешательство не дало ничего. Я и в самом деле лишен таланта
убеждения.
Пуаро взглянул на него. Он уловил в немного кислом тоне
недовольство человека своим бессилием и про себя признал справедливость всего
сказанного Блейком. Мередит Блейк не относился к числу тех, кто способен
повлиять на позицию другого человека. И хотя он всегда действовал из лучших
побуждений, его советы и пожелания решительно отвергались. А все оттого, что он
не обладал силой убеждения.
Пуаро спросил Блейка, чтобы сменить неприятную тему:
– У вас сохранилась лаборатория?
– Нет.
Ответ сухой и быстрый, как будто в горле у него застряла
кость. Затем Мередит Блейк покраснел и объяснил:
– Я оставил все эти занятия, ликвидировал лабораторию. Не
мог больше продолжать… Ну как бы я мог этим заниматься после всего, что
случилось?! Вы понимаете… Ведь многие могли подумать, что все произошло по моей
вине.
– Нет, нет, мистер Блейк! Вы слишком впечатлительны!
– Разве вы не понимаете, что если бы я не собирал этих
проклятых трав или хотя бы не рассказывал о них, не гордился ими… Если бы в тот
день не обратил их внимание… Но как я мог подумать…
– В самом деле.
– Я все болтал, кичась своими скромными научными познаниями,
я был глупым, слепым и тщеславным. Особенно много я рассказывал им об этой
проклятой цикуте. Идиот! Я еще провел их в библиотеку, чтобы прочитать фрагмент
из «Федона», где описывается смерть Сократа. Очень хороший отрывок, я всегда им
восхищался. И с тех пор эта сцена меня преследует.
Пуаро спросил:
– Они нашли отпечатки пальцев на бутылке с цикутой?
– Ее отпечатки.
– Кэролайн Крейл?
– Да.
– А не ваши?
– Нет. Я не трогал бутылку, только указал на нее.
– И вы же, наверное, брали ее когда-то в руки?
– Конечно. Но я периодически обтирал пыль с бутылок и не
позволял слугам заходить туда. Я как раз и сделал это за каких-то четыре-пять
дней до событий.
– Обычно комната была заперта?
– Всегда.
– Вы знаете, когда Кэролайн Крейл взяла цикуту из бутылки?
Мередит Блейк ответил с сожалением:
– Кэролайн покинула комнату последней. Припоминаю – я позвал
ее, и она быстро вышла. Щеки ее немного покраснели, глаза широко открыты,
выглядела она взволнованной. О боже, я словно вижу ее перед собой!
– Вы с ней о чем-нибудь беседовали в тот день? Я хочу
спросить, обсуждали ли вы с ней отношения между ней и мужем?
Блейк проговорил задумчиво:
– Да как вам сказать… Я уже говорил, она была довольно
встревожена. В какую-то минуту, когда мы были одни, я спросил ее: «Что-то
случилось? Что-то не так, Кэролайн, дорогая?» Она ответила: «Все не так…» Какое
отчаяние было в ее голосе! Ее слова выражали настоящее страдание, ибо Эмиас
Крейл непрестанно причинял ей боль. И еще она сказала: «Мередит, все пошло
прахом, все кончено». Потом рассмеялась и отошла от меня… Вела себя с какой-то
бурной, неестественной веселостью.
Эркюль Пуаро медленно склонил голову. Сейчас он был похож на
китайского мандарина.
– Я словно вижу, как все происходило.
Мередит Блейк вдруг стукнул кулаком по спинке кресла,
повысив голос. Это был почти крик:
– И я скажу вам одну вещь, мсье Пуаро!.. Когда Кэролайн
заявила на процессе, что яд она взяла для себя, я могу поклясться – она
говорила правду! В то время в мыслях у нее не было ничего преступного. Клянусь
вам! Это пришло позднее.
Эркюль Пуаро спросил:
– Вы уверены? В самом деле позднее?
Блейк внимательно посмотрел на него.
– Позвольте… Не понимаю…
– Я спрашиваю: уверены ли вы, что мысль об убийстве
действительно пришла к ней позднее? Вы вполне уверены – в глубине души, – что
Кэролайн могла совершить преступление?
Мередит Блейк ответил неуверенно:
– Но если б… Если не она… Вы хотите сказать, что это… это
был несчастный случай?
– Необязательно.
– То, что вы мне сказали, кажется чрезвычайно важным!
– Да. Вы назвали Кэролайн Крейл нежным созданием. Разве
нежные создания убивают?
– Она в самом деле была нежным созданием. И вместе с тем – и
это правда – между ними вспыхивали бурные сцены.
– Следовательно, не такое уж нежное создание.
– Нет, все-таки она была нежная. Ох, как трудно все это
объяснить!..
– Я попробую понять.
– Кэролайн отличалась резкостью, импульсивностью. Она могла
сказать: «Я ненавижу тебя, я хочу твоей смерти». Но это ничего не значило.
– Итак, по-вашему, убийство противоречит характеру Кэролайн
Крейл?
– У вас необычный подход к вещам, мсье Пуаро. Я уверен – это
было совсем нехарактерно для нее. Мое единственное объяснение состоит в том,
что брошенное Эмиасом признание в неверности все перевернуло в ее душе.
Кэролайн боготворила своего мужа, а в подобных обстоятельствах жена может…
убить.
Пуаро подтвердил кивком головы:
– Да, я согласен.