Через мой труп - читать онлайн книгу. Автор: Миккель Биркегор cтр.№ 14

Тогда я принялся быстро пролистывать страницы — слова и буквы мелькали у меня перед глазами. Взгляд даже успевал выхватить целые законченные предложения, на которые, впрочем, сразу же наслаивались новые слова. Примерно в середине книги я наткнулся на какой-то вложенный листок. Может, это как раз тот след, который я ищу, — привет от отправителя, в котором все объясняется.

Оказалось, что это не листок, а фотография.

Фотография Моны Вайс.

Снимок Моны Вайс был размером с пачку сигарет. Она стояла, облокотившись на какую-то выкрашенную в белый цвет стену, и улыбалась гипнотической улыбкой, глядя своими ярко-голубыми глазами прямо в объектив фотокамеры. Мне показалось, что фотография сделана примерно в тот период, когда мы с нею были близки. Прическа, во всяком случае, была той же самой, да и выглядела она практически так же, как два года назад. Кстати, этим, по-видимому, можно было объяснить и то, что цвета на фото уже начали блекнуть. Сама карточка была слегка помята, углы ее загнулись, а обратная сторона немного испачкана, как будто она какое-то время пролежала в ящике стола, где частенько рылись в поисках разных мелочей.

Несколько часов я просидел в гостиничном номере, внимательно разглядывая фотографию и методично опустошая содержимое мини-бара. Добравшись до бутылочки «Бэйлис», я отложил карточку в сторону и принялся за изучение книги. Начал я с обложки. На первый взгляд экземпляр казался совершенно новым — нигде не было видно ни царапин, ни каких-либо иных отметин. Вслед за этим я тщательно пролистал весь текст, страницу за страницей, на предмет возможных пометок или каких-нибудь прочих следов, оставленных таинственным незнакомцем. По книге всегда заметно, читали ее или нет. К примеру, прочитанный экземпляр закрывается совсем не так, как абсолютно новый. В данном случае все указывало на то, что эту книгу никогда даже не открывали.

К своей величайшей досаде, достав фотографию, я не удосужился обратить внимания на то, на какой именно странице она была вложена в роман. Вполне возможно, что это не имело ровным счетом никакого значения, однако я клял себя за эту непредусмотрительность. Насколько я помнил, она лежала где-то во второй части книги, что вполне могло соответствовать сцене убийства Кит Хансен. Тем не менее полной уверенности в этом у меня не было.

Безрезультатно перелистав текст романа, я снова занялся конвертом. Я крутил его и так и этак, обнюхивал, заглядывал внутрь и засовывал в него руку, пытаясь нащупать что-нибудь в углах, однако все это было тщетно. Нигде не было ничего, что могло бы дать хоть какую-то информацию о личности отправителя. Мое имя было напечатано на белой этикетке, приклеенной к конверту чуть косо, как будто в спешке или же просто небрежно.

Под конец, так ничего и не добившись, я откинулся на спинку кресла и посмотрел на журнальный стол и три предмета на нем: конверт, книгу и фотографию. Они напоминали картинки инструкции по сборке, составленной в обратной последовательности.

Быть может, это Вернер решил поиздеваться? Видимо, докопался до истинного характера моих взаимоотношений с Моной и задумал проучить меня, разыграв подобный номер. При желании ему было сравнительно легко добыть снимок на квартире у Моны Вайс, а вот где он взял роман — этого я понять не мог. Ведь тот экземпляр, который я подарил ему, был с моей дарственной надписью. Хотя у него существовали связи повсюду.

Было бы весьма заманчиво думать, что разгадка действительно такова, однако мне не хотелось обманывать самого себя. У Вернера просто не хватило бы мозгов проделать такой финт. Ввиду этого моя прежняя версия по поводу отвергнутого поклонника вновь обретала силу, и хорошее настроение, возникшее было под влиянием того, что все удастся объяснить вмешательством Вернера, сменилось нарастающей тревогой.

Постепенно я почувствовал, что меня начинает подташнивать — не до рвотных позывов, а так, слегка. Мне никак не удавалось набрать воздуха в легкие, какой бы глубокий вздох я ни пытался сделать. В кончиках пальцев появилось неприятное покалывание, ноги, казалось, заржавели и отказывались слушаться. Единственное, что мне оставалось, это продолжать сидеть, созерцая разложенные на столике предметы. Однако, сколько бы я ни всматривался в них, ничего нового они мне не говорили.

Свет тем временем становился все более тусклым, и под конец я оказался в кромешной темноте.

Внезапно я вспомнил об уговоре с Вернером и взглянул на часы. До назначенной с ним в ресторане гостиницы встречи оставалось полчаса. Сделав над собой усилие, я заставил себя принять душ и сменить одежду. Привычные движения немного меня успокоили, однако руки все еще подрагивали, когда я вкладывал в конверт фотографию и книгу. Конверт я захватил с собой и спустился на первый этаж.

В ресторане были заняты около половины из двадцати столиков. Судя по долетающим до моих ушей обрывкам разговоров, большинство посетителей составляли супружеские пары из Америки. Я оказался единственным, кто пребывал в гордом одиночестве. Меня никогда не смущал тот факт, что часто разделить трапезу мне было не с кем. Как правило, у меня всегда с собой блокнот, так что я нисколько не скучаю.

Я заказал двойную порцию виски — двенадцатилетнего «Bowmore». У Вернера никогда не было привычки утруждать себя строгим соблюдением временных договоренностей, так что я приготовился к ожиданию.

С Вернером я познакомился благодаря Лине. Мы оказались с ним соседями по столу во время празднования золотой свадьбы кем-то из ее родственников. Мне с самого начала не хотелось идти туда, и ничего, кроме уныния, я не испытывал. Однако, когда выяснилось, что сидящий рядом со мной человек работает в полиции, настроение мое мигом исправилось. В то время он являлся обладателем еще довольно небольшого брюшка и гривы черных волос, однако уже тогда у него были вполне явно выраженный двойной подбородок и огромный нос, которые в сочетании с маленькими, глубоко посаженными глазками делали его внешность непривлекательной. Тем не менее это не мешало ему держаться за столом весьма раскованно, то и дело прерывая беседу оглушительными сентенциями, сводившимися, как правило, к хвастовству и пустой похвальбе. Мы проболтали с ним большую часть обеда, и в конце концов Вернер дал себя уговорить на некоего рода сотрудничество: он согласился оказывать мне посильную помощь в моих творческих изысканиях, а я взамен обязался время от времени угощать его обедом.

Когда чуть позже я встретился у стойки бара с Линой и с восторгом поведал ей о нашем договоре, она заметно расстроилась и сказала, что лучше бы я этого не делал. Дело в том, что этот человек — настоящая свинья, от которой стоит держаться как можно дальше. По-видимому, я начал уговаривать ее успокоиться, что возымело, прямо скажем, совершенно противоположный эффект, поэтому в следующий раз мы с ней увиделись лишь по дороге домой. На протяжении всего пути она хранила молчание. Лишь когда мы оказались дома, она объяснила наконец причины такого своего поведения.

Во время празднования конфирмации Лины собралась вся ее семья, как это было у них заведено в связи с каждым торжественным событием. Отмечали этот праздник в небольшом кабачке на Амагере. По традиции звучали многочисленные торжественные речи, песни, разного рода поздравления. Спиртного за столом было предостаточно. Именно тогда Лина выпила впервые в жизни рюмку вина — то же самое, кстати, относилось и к ее сестрам. Не упустил своего и Вернер: он успел порядочно набраться и, как водилось в таких случаях, сделался весьма красноречив. По окончании торжественного обеда обстановка стала более непринужденной. Официанты принесли кофе, гости менялись местами за столиками, дети, играя, носились по всему залу. Лине понадобилось выйти в туалет. Она чувствовала, что ей нехорошо — видимо, с непривычки вино ударило ей в голову, — и стояла, разглядывая свое отражение в зеркале. В сознании мелькала бешеная круговерть из всех услышанных за этот вечер клише относительно того, что теперь она вливается в ряды взрослых и должна быть готова к ожидающим ее в связи с этим новым испытаниям. Девочка попыталась представить себе, как она будет выглядеть сначала пять лет спустя, затем десять…