— Я назначил мистера Рамси главным по сооружению плота. Те, кто не занят поддержанием клипера на плаву, будут выполнять его распоряжения.
Прежде чем отвернуться друг от друга, Дорсетт со Скагсом обменялись быстрыми взглядами. Первый помощник Рамси уловил их схватку. «Тигр и лев, — подумал он без особой радости. — И еще неизвестно, кто устоит на ногах в конце этой заварухи».
По счастью, море стихло: ведь плот предстояло сколачивать на воде. Остов изготовили из обломков мачт, перевязав их канатами. Бочонки с вином, а также бочки с мукой, предназначенные для сиднейских таверн и продуктовых лавок, опорожнили и крепко-накрепко привязали по бокам остова для большей плавучести. Поверх мачтовых обломков положили тяжелые доски и прибили гвоздями. Получилась палуба. Она лишь на ладонь возвышалась над водой, и ее обнесли перилами высотой по пояс. Две запасные стеньги пустили на переднюю и заднюю мачты, оснастив их парусами, укрепив вантами и такелажем. Там, где предполагалась корма, за задней мачтой, соорудили простенький руль, насадив на него самодельный румпель. Две трети плота покрыли парусиновым тентом для защиты людей от палящих лучей солнца.
Бочонки, наполненные пресной водой и лимонным соком, а также ящики с сыром и солониной из говядины и свинины, вместе с кастрюлями, в которых на камбузе сварили рис и горох, закрепили между мачтами.
В готовом виде плот имел восемьдесят футов в длину и сорок в ширину. Сначала он показался всем весьма просторным. Однако после погрузки провизии впечатление изменилось. И немудрено: на плот переправились 192 преступника, 11 военных, включая лейтенанта, врач и 28 моряков — в общей сложности 232 человека.
Отплытие ознаменовалось ясными небесами и спокойным, как мельничный омут, морем. Первыми с парусника сошли солдаты, вооруженные мушкетами и саблями. Затем на плот посыпались осужденные, радостные только оттого, что не утонут вместе с судном, уже опасно черпавшим носом воду. Трап парусника был слишком мал, чтобы быстро пропустить всех, так что большинство перебирались через борт и съезжали по канатам. Некоторые прыгали в воду, откуда их вытаскивали солдаты. Сильно пораненных доставляли на стропах. Удивительно, но переселение обошлось без чрезвычайных происшествий. Через пару часов люди благополучно разместились там, где указал Скагс.
После этого настал черед команды. Капитан, как и положено, последним покинул круто наклонившуюся палубу. Он сбросил сундучок, в котором находились два пистолета, судовой лаг, хронометр, компас и секстант, на руки первому помощнику Рамси. Прежде чем сойти с борта, Скагс определил местонахождение «Гладиатора», но никому, даже Рамси, не сказал, что штормом клипер отнесло очень далеко от морских торговых путей. Они дрейфовали в трехстах милях от ближайшего побережья Австралии, и — что куда хуже — вода влекла их все дальше и дальше, в места, неведомые для кораблей. Сверившись с картой, Скагс решил: единственный способ выжить — это с помощью течения и ветра двинуться на восток, к Новой Зеландии.
Скагс повесил компас на мачту напротив румпеля и скомандовал:
— Поставить парус, мистер Рамси. Держать направление на сто пятнадцать градусов к ост-зюйд-осту.
— Есть, капитан. Мы, стало быть, не к Австралии пойдем?
— Лучше всего нам рассчитывать на западное побережье Новой Зеландии.
— И насколько, по-вашему, оно далеко?
— Шестьсот миль, — ответил Скагс так, словно песчаный пляж уже маячил на горизонте.
Рамси нахмурился и обвел взглядом переполненный плот. На глаза ему попалась группа осужденных, которые о чем-то деловито беседовали вполголоса. Наконец он мрачно выговорил:
— Не верится мне, чтобы хоть кто-то из нас, людей богобоязненных, дождался спасения в окружении такой кучи мрази.
Море оставалось спокойным еще пять дней. Пассажиры плота обвыкли жить в условиях принудительного распределения. Жестокое солнце пекло неимоверно, обращая плот в ад огнедышащий. Не одному человеку приходила в голову отчаянная мысль броситься в воду и остудить тело, но к плоту уже в предвкушении легкой поживы подобрались акулы. Матросы ведрами лили соленую воду на парусиновый тент, но это приводило лишь к тому, что под ним становилось нечем дышать.
В душах арестантов печаль стала уступать место коварству. Люди, проведшие два месяца в темном трюме, заволновались, оказавшись без защиты корпуса клипера. Все чаще осужденные кидали на матросов и солдат яростные взгляды и злобно бормотали им вслед. Это не прошло мимо внимания Скагса. Он приказал лейтенанту Шеппарду, чтобы солдаты держали мушкеты заряженными и были настороже.
Джесс Дорсетт изучающе разглядывал высокую женщину с золотистыми волосами. Та сидела одна возле передней мачты. Она не желала потакать обстоятельствам, обращать внимание на тяготы и тешить себя какими бы то ни было ожиданиями. Казалось, она совсем не замечала других женщин-осужденных, редко вступала в разговоры, предпочитая молчаливо держаться в сторонке. «С достоинством женщина», — решил для себя Дорсетт.
Проскользнув змеей среди тел, сгрудившихся на плоту, он подобрался поближе к ней. Тут его заметил солдат и взмахом мушкета приказал: «Осади назад». Дорсетт был человеком терпеливым и дождался смены караула. Заступивший солдат незамедлительно начал похотливо посматривать на женщин, а те в ответ принялись насмехаться над ним. Дорсетт, воспользовавшись тем, что страж отвлекся, придвинулся вплотную к воображаемой черте, отделявшей мужчин от женщин. Блондинка не отреагировала: взгляд ее был устремлен вдаль, на что-то, одной только ей видимое.
— Англию высматриваете? — с улыбкой спросил Дорсетт.
Женщина обернулась, смерила его взглядом, словно решая, стоит ли удостаивать незнакомца вниманием.
— Маленькую деревушку в Корнуолле.
— Где вас схватили?
— Нет, под арест я попала в Фалмуте.
[3]
— За попытку убить королеву Викторию?
Глаза женщины блеснули, она рассмеялась.
— За кражу одеяла.
— Озябли, должно быть?
Лицо женщины стало серьезным.
— Я его для отца взяла. Он умирал от болезни легких.
— Прошу прощения.
— А вы разбойник с большой дороги.
— Был им до тех пор, пока лошадь не сломала ногу и меня не настигла королевская полиция.
— И зовут вас Джесс Дорсетт.
Ему польстило, что женщина знает, кто он такой; он даже подумал, уж не справлялась ли она о нем.
— А вы…
— Бетси Флетчер, — без колебания отозвалась она.
— Бетси, — произнес Дорсетт, рисуясь, — считайте меня своим защитником.
— Фасонистый разбойник мне ни к чему, — сказала Бетси, как отрезала. — Я и сама могу за себя постоять.