Лесная смерть - читать онлайн книгу. Автор: Брижит Обер cтр.№ 27

— Ну да, она прекрасно все слышит.

Что? Я не совсем поняла, о чем речь. «Ну да, она прекрасно все слышит»? Кто слышит? Я? А с кем же она тогда разговаривает? С Иветтой? Но Иветта как раз и оставила Виржини здесь посидеть со мной, чтобы сбегать в аптеку. Уходя, она даже закрыла все окна и проследила, чтобы девочка заперла дверь изнутри.

— Да нет, честное слово: она все слышит, но говорить не может совсем.

Что еще за игру она затеяла? Пленка с записью «Козы господина Сегена» останавливается. Судя по звукам, Виржини, должно быть, вставляет другую кассету. Ага — Чайковский, «Петя и волк». [4] Теперь — из-за музыки — мне приходигся напрягать слух, пытаясь понять, что же происходит в гостиной.

— Она очень милая. Не надо ее обижать!

Виржини? Виржини, дорогая моя, что ты там такое плетешь? Я приподнимаю палец.

— Не волнуйся, Элиза, я ему все объяснила.

Объяснила что? И кому? Чувствую, что нервы у меня постепенно начинают напрягаться. А вдруг это вовсе не игра? Вдруг она и в самом деле с кем-то разговаривает?

— Он считает, что ты очень хорошенькая.

О, нет! Я изо всех сил прислушиваюсь, пытаясь уловить постороннее движение или хотя бы дыхание в этой комнате, но проклятая музыка заглушает все.

— Он часто ко мне заходит. Ему ведь там страшно, понимаешь?..

Но кто? Кто, черт побери?

— Стой! Я же сказала, что ты не должен ее трогать!

Нет, это не игра. Девчонка вовсе не играет невесть во что. Она и в самом деле с кем-то разговаривает. С кем-то, кто стоит сейчас здесь, в гостиной, и разглядывает меня. Этот кто-то все время молчит. Да еще считает меня хорошенькой. И хочет прикоснуться ко мне. Стоп! Я чувствую, как по бокам у меня заструился холодный пот. Неужели она — сейчас, здесь — разговаривает с «ним», то бишь с убийцей? Эта мысль вызывает у меня такой гнев, что, кажется, меня того и гляди на кусочки разворвет от злости. Ну, говори же, мерзавка ты этакая, говори!

— Мама не хочет, чтобы я с ним разговаривала. Она считает, что это плохо.

Что? Так значит, и Элен с ним знакома? Справа от меня едва слышно скрипнул паркет… что это? Что еще за звуки? Кто-то тихонько подходит ко мне?

— Но я-то знаю, что ему просто страшно там — одному, да еще в темноте. Поэтому и позволяю ему иногда приходить ко мне.

Я действительно слышала чей-то вздох или мне почудилось? Я слышала вздох, причем где-то совсем рядом со мной? Виржини, умоляю тебя: прекрати все это.

Уведи его отсюда — вон, на улицу! Я много раз подряд приподнимаю палец.

— Значит, ты тоже не веришь мне? Никто мне не верит, но это правда: Рено здесь, он пришел повидаться со мной.

Рено? Ничего не понимаю. Рено? Неужели… Господи, неужели она и вправду считает, что ее брат сейчас здесь?

— Ему страшно лежать в гробу, поэтому он и приходит навестить меня, когда я остаюсь одна. А с тобой я все равно что одна — ты ведь ничего не видишь.

Так; она всерьез верит в то, что покойный брат время от времени к ней приходит. Иссэр оказался прав: у девочки явно не все в порядке с психикой. Несчастная малышка, как бы мне хотелось обнять тебя сейчас покрепче и… Я испытываю колоссальное облегчение. Да, конечно: омерзительно с моей стороны радоваться тому, что ребенок болен, но, откровенно говоря, это куда лучше, нежели присутствие убийцы в гостиной. Тело мое сразу же делается словно ватным: реакция на перенапряжение.

— Он говорит, что если бы знал заранее, как это все будет потом, то ни за что бы не позволил убить себя.

Тоненький детский голосок звучит очень спокойно. А я думаю о том, каким же она воображает себе его, своего умершего брата. На манер тех классических зомби, что показывают в кино? Не слишком приятный образ — лично я предпочла бы даже не вспоминать ни о чем подобном; я ведь тоже в свое время не раз смотрела фильмы ужасов, так что и мне не так уж сложно «увидеть» его: полусгнивший, он стоит рядом с моим креслом, улыбаясь этакой, навеки замершей, широченной улыбкой — словно уголки рта к ушам пришиты…

— Виржини! Ну-ка, убавь звук, да немедленно! Иначе оглохнешь от такой музыки! Пришлось задержаться: там было столько народу!

О! Если бы я не утратила способности подскакивать от неожиданности, то, наверное, подскочила бы так, что стукнулась головой о потолок. Иветта! Мой штатный ангел-хранитель! Она направляется прямо к нам: четко слышны ее шаги по паркету.

— Я ведь велела тебе ни в коем случае не открывать дверь.

Почему она говорит об этом? Дверь никто и не открывал.

— Виржини, сейчас же отложи эту книгу и изволь ответить на мой вопрос, — продолжает Иветта. — Почему ты открыла входную дверь?

— Я забыла в саду своего Билу.

Билу — одна из ее игрушек. Любопытно: я совсем не помню, чтобы слышала, как она выходит. Она отлучилась лишь однажды — чтобы сходить в туалет. Или девочка просто воспользовалась этим предлогом, чтобы тихонько проскользнуть в сад? И кого-то впустить в дом? Но ведь призракам-то двери вовсе не нужны. Значит, это вполне мог быть и не призрак. Ну что я такое плету? Судя по всему, у меня тоже «крыша поехала». Да, это вполне мог быть некто вполне реальный, из плоти и крови, и Виржини ему открыла дверь… О-о-о, дело совсем дрянь! Элиза Андриоли на грани кровоизлияния в мозг — алло, алло, доктор Рэйбо, вашу пациентку (причем самую терпеливую) следует немедленно поместить в какое-нибудь очень спокойное специализированное заведение — и как можно дальше от Буасси-ле-Коломб.

— Ладно, идем перекусим; полдник. А вам, Элиза, я приготовлю травяной отвар.

Виржини встает и послушно следует за Иветтой. Однако, прежде чем уйти, быстро шепчет мне на ухо:

— Я не могла не открыть ему дверь. Он ведь еще не умеет проходить сквозь стены. Это, знаешь ли, совсем непросто…

Ну разумеется, если он не научился еще проходить сквозь стены… Она уходит. А я остаюсь — с таким ощущением, словно в голове у меня белка в колесе крутится: кррак-кррак — это что еще за бардак? Крраккррак… Нужно попытаться хоть что-то понять.

Травяной отвар слишком горячий — что-то вроде липового цвета; не хочу я никакого отвара, хочу кальвадоса — хорошую порцию кальвадоса, разжигающего огонь в желудке. А травяной отвар вызывает у меня лишь отвращение. Однако я прилежно его проглатываю. Виржини что-то рисует — слышно, как движутся по бумаге карандаши.

— Что это ты рисуешь, куколка моя? Огородное пугало?

Голос Иветты полон материнской заботы, однако звучит он несколько озадаченно.

— Нет, это просто мальчик!

— Какой-то странный у тебя получается мальчик. Прямой, как палка, руки — в стороны, да еще и совсем зеленый…