Иисус открыл затуманенный эфиром глаз.
— Photo… You… он…
Из обрывков слов и мимики американца Марсель понял, что от него требуется еще раз кинуть Иисусу мелочь.
— Сувенир! — присовокупил турист с чарующей улыбкой.
— Нет времени, — проворчал Марсель, удаляясь вопреки призывам американца, перед которым, кажется, уже маячила Пулитцеровская премия. — И денег тоже нет!
Оправившись от потрясения, он вошел в свой дом, захлопнув облупившуюся дверь перед носом настырного туриста. Интересно, что этот наглец себе вообразил? Что здесь Голливуд? Что Марселю платят зарплату за оживление местного колорита и теплые воспоминания of France? Может, перед ним еще всей семьей попозировать: Марсель — с длинным батоном под мышкой, Надья — в чадре? Этакая «гостеприимная Франция»? Увольте!
Раздосадованный американец сделал еще несколько Снимков Иисуса. Тот любезно позировал: чесал бороду, пальцы ног с трауром под ногтями… даже задницу — и ту почесал, сжимая свободной рукой горлышко литровой бутылки с перегревшимся пивом. Просто Калькутта какая-то! Вдруг Иисус вздрогнул и стремительно обернулся: на том конце улицы маячила и определенно его разглядывала чья-то тень. Тень, от которой исходила такая стужа, что у него вмиг промерзло все нутро. Но тень тут же исчезла за кузовом грузовика. Американец сунул ему двадцатифранковую бумажку — жмот!
Иисус вновь забил в тамтам. Теперь его взгляд блуждал где-то вдали, блуждал, не замечая человека с сияющими глазами, который был здесь и смотрел на него, тихонько царапая длинными пальцами зассанную стену.
Папаша-Консервы-Вскрой! Пляс начинается твой! Мир в алый цвет облачи…
Кажется, ОН. Кажется, этот самый клошар и есть ОН. Но есть только одно средство узнать. Ему нельзя ОШИБИТЬСЯ. Он уже много ошибался. Но в ЕГО пользу говорят все знаки. Время пришло. Уже были ПОТОПЫ и УРАГАНЫ. Земля теплеет, ведь ОН снизошел через озоновый слой, и земля СОДРОГАЛАСЬ. Да, да, произошло ПРОХОЖДЕНИЕ. Впереди — апокалипсис и СУД. Поэтому ОН пришел за своими.
ОН — здесь, ОН — среди них, и найти ЕГО должен он, Папа-Вскрой-Консервы.
Он просунул руку под плотный серый свитер и потуже ввернул в живот засаженный туда гвоздь — короста растрескалась. Затем еще раз проверил кнопки, которыми были утыканы его предплечья. Из-под кнопок, впитываясь в хлопковую подкладку, потекли ручейки теплой крови.
«Они» — те, кого он ОТКРЫВАЛ, — тоже истекали кровью. И еще сильно кричали. То есть пытались кричать — им мешал кляп из скомканной тряпки, пропитанной бензином. В них не было никакого достоинства. Они тупо валялись внутри его челнока, скользившего по глади ночного моря. Потом, они постоянно теряли сознание — никакие ведра с водой не помогали. САМОЗВАНЦЫ, симулянты — вот кто они такие. Он выбрасывал их в морские ГЛУБИНЫ. В порт он возвращался на веслах, заглушив мотор, — ТИХО, как рыба, рассекающая волны. Ставил баркас на место, а ключ оставлял в небольшом люке у румпеля. Он очень любил эту лодку. В ней он не раз наслаждался рыбалкой. Он очень любил рыбалку. Любил, как трепещет в руках рыба. Любил ее ОТКРЫВАТЬ, ЧИСТИТЬ.
А вот людей ловят не на крючок — их ловят на УКОЛ. Утыкаешь иглу в яремную вену и говоришь: «Это — цианид. Дернешься — покойник!» О цианиде знают все. даже НЕДОТЕПЫ, — хоп, и они в ТЕЛЕЖКЕ, оставленной ему Грэнни
[14]
перед ее ПРОСТИ-ПРОЩАЙ. На ней он отвозил их к лодке для ИСПЫ ТАНИЯ ИСТИНЫ.
Он снова сосредоточился на Иисусе. Да, скорее всего именно этот барабанщик, наконец-таки, и есть ОН.
Стоя перед зеркалом в своей крошечной ванной без окошка, Лола Тинарелли спокойно опробовала только что купленные румяна, совершенно не осознавая присутствия в своем подсознании «зайца».
Делать ей больше нечего! Мазаться с таким шнобелем, да еще и с компрессом! Давай-давай! У нас с тобой еще тушь есть коричневая и крем из артишока на утренней росе. Женщины, женщины! Нашли на что время тратить! С другой стороны, как ни крути, а клиента, его тоже завлекать надо! Конкуренция! Тут ведь тот же рынок: «Треска! Треска! Свежайшая треска!» Может, лучше в псину какую-нибудь переселиться? Хотя… нет — их бьют часто, и не пописать по желанию. Вот в кошку — это да! Обыкновенная кошка — гроза крыс, бич голубей, истребительница ящериц!
Днем ей пришлось работать на два фронта: перечитывая различные показания, сообщения судмедэксперта и лабораторные данные, она в то же время поминутно норовила увильнуть от вездесущих клешней капитана — не человек, а Шива какой-то: сам — один, а рук — двенадцать! Чуточку расслабиться удалось только под вечер. Во рту Шукруна обнаружили въевшийся бензин. Что это — морской осадок или какая-то затея убийцы? В результате долгого пребывания жертв в воде было неясно даже то, разрезали их ante или post mortem
[15]
после смерти (лат.).]. А ведь это совершенно разные вещи. Одно дело — убийца, действующий спонтанно: в этом случае он скорее всего проживает где-то на берегу моря и набрасывается на невинных прохожих импульсивно — в зависимости от своих нарциссически-сексуальных галлюцинаций. И совершенно другое дело — преступник сверхосторожный, который выслеживает свои жертвы с учетом высокой степени риска, ради какого-то безумного удовольствия.
Лола отложила румяна и взяла губную помаду. Макияж помогал ей сосредоточиться. К тому же выглядела она действительно неважно.
Бантик бы лучше на губах развязала, а уж потом красилась. Нет, эта шлюшка сама поимеет Жато!
Она промокнула губы салфеткой и взглянула на красный отпечаток. Кровавый поцелуй… Интересно, этот убийца красил себе губы кровью жертв? Наносил ли он на свою кожу какие-нибудь кровавые знаки? Часто кровь наделяют дополнительным магическим значением. Так же, как и любое убийство. Во всяком случае, эти два убийства уж точно были составляющей какого-то продуманного ритуала.
Который тебе, курочка, не понять. Этот уникум по зубам только мне — рыбак рыбака видит издалека. Тебя вот интересуют мотивы его поступков? Так тут сам черт ногу сломит. Люди, они вообще не чувствуют вкуса убийства. Мне лично непонятно, зачем он их так вот вскрывает и выскабливает. Чтобы пожрать требухи? Я, кстати, тоже от своих жертв не отказывался. В человеческом мясе есть пикантная изюминка только что забитой дичи — это тебе не цыпленок с птицефабрики… Ах! Телефон!
В голове Лолы снова что-то странно дернулось — будто легкий электрический разряд пробежал. Неприятно все это. Звонил телефон. Она отложила помаду и пошла снять трубку.
— Алло? Да, ждраштвуйте, капитан… Нет, у меня вштреча ш подругой… Шпашибо, в другой раж.
«Да у него там целая базука в трусах. Надо ему ведерко для льда подарить!»
Приблизительно в том же направлении двигались мысли Лорана. Он сидел в своем гостиничном номере — одной из меблированных комнат вблизи вокза-ла — за усеянным хлебными крошками письменным столом и в который раз перечитывал составленное накануне досье. В лицах убитых было столько несомненно общих черт, что ни о каком случайном выборе жертв нe могло быть и речи. Вне всякого сомнения, для убийцы они что-то значили, они вписывались в какую-то совершенно определенную идею. Убийцы-мужчины редко нападают на мужчин. Может быть, убийца — женщина? Едва ли. У Лорана просто в голове не укладывалось, что женщина могла связать таких здоровых парней, как Шукрун и Аллауи. Следов наркотиков в их организме не найдено, может быть, она их усыпила? Нет. Modus operand
[16]
ясно указывает на мужчину: похищение, крепко связанные руки, методичное изьятие внутренностей, отсутствие следов, погребение в море — все говорит о продуманной операции. Отсюда вывод: этот преступник особо опасен. Только подумать: серийный убийца отказывается от традиционной жертвы — беззащитной женщины — и принимается за мужчин в расцвете сил! Он зевнул, потянулся и взглянул на часы: 21 час! Нет уж, так просто взять и заснуть, как курица, — это не для него! Он выключил ноутбук, надел куртку и вышел на улицу. Небольшой тур by nigh
[17]
— вот что ему сейчас нужно. Здесь наверняка найдется несколько уютных интеллигентных местечек, чтобы расслабиться. Местечек с нормальными людьми, которые читают «Либе»
[18]
, не накачаны пастисом, не считают, что Сьерра-Леоне — это провинция Колумбии и что «Эврика!» — очередной порнографический сервер.