— Я Лесли Фримонт. А вы, я так понимаю, Рик.
Рик не знал, что сказать. Все, кто был в баре, уставились на него. Рик почувствовал, что краснеет. Он всегда тушевался в таких ситуациях.
— Да, это я.
— Примите мои поздравления, Рик. У вас начинается новая жизнь. И поверьте мне на слово: ваши лучшие годы еще впереди! — За спиной Лесли маячила Тара, его личный помощник и секретарь, худо-бедно справляясь с двумя огромными чемоданами на колесиках, которые, кажется, обладали зачатками разума и некоторым упрямством. — Рик, это Тара. Тара, это Рик.
Они обменялись приветствиями, и Лесли сказал:
— Я даже не сомневаюсь, что вы себя чувствуете замечательно, Рик!
Лести Фримонт был словно живой восклицательный знак. Все в нем дышало уверенностью, неиссякаемой жизненной силой и неуемной энергией. Рик хотел стать таким же, как Лесли. Немедленно. Прямо сейчас.
Он спросил:
— Не хотите чего-нибудь выпить?
— Нет, спасибо. Я воздержусь. Но может быть, юная Тара захочет чего-нибудь горячительного, возбуждающего… шучу, шучу. Тара при исполнении, она на работе не пьет. И кстати, Тара. Пожалуйста, поаккуратнее с маленькой кожаной сумкой. Я купил ее в Хитроу и хочу, чтобы за месяц она сохранилась как новая. Возьму ее в следующий круиз. — Лесли опять повернулся к Рику. — А насчет своего воздержания я пошутил. С удовольствием чего-нибудь выпью. Вот то же, что пьет этот джентльмен. — Он указал на стакан Уоррена, пившего виски с содовой. Протянул руку Уоррену, потом — Карен. — Лесли Фримонт… Лесли Фримонт. Ага, мой виски. Спасибо, Рик. Так, погодите… у меня, знаете ли, аллергия на арахис. На полном серьезе, этот стакан точно чистый?
— Конечно.
— Merci beaucoup. — Лесли отпил глоток. — Да, богатый букет. Насыщенный и насыщающий. С первым стаканом нам открывается истина, второй порождает беспочвенные мечтания, а третий ввергает в пучину лжи. Что бы мы делали без услаждающих душу, пьянящих напитков? — Он приподнял стакан и громогласно объявил: — У меня есть тост! — Даже мисс Имбирный эль подняла свой стакан. — Я хочу выпить за всех, кто так страстно стремится, нет… за тех, кто отчаянно нуждается в том, чтобы им был явлен какой-нибудь, пусть даже крошечный, знак, что в нашем внутреннем «я» есть нечто чудесное, нечто прекрасное — что-то такое, что больше и лучше тех нас, какими мы предстаем в суете серых будней. Я пью за всех нас. За всех тех, кто готов протянуть руку ближним и вырвать их из толщи льда, из сковавших их айсбергов, не дающих пошевелиться. Взять их за руку, провести через горящие обручи, что всегда их пугали; сквозь кирпичные стены, что загораживают им дорогу. Давайте ошеломлять этих людей, возмущать их спокойствие, менять их сознание и увлекать за собой к новой жизни!
Пару секунд все переваривали услышанное, а потом отозвались дружным искренним: «Да, за это надо выпить».
— Я вас видела по телевизору, — сказала мисс Имбирный эль.
— Вполне могли видеть, да, — отозвался Лесли. — Мой новый телепроект выходит в эфир с полуночи до часа ночи, по будням, на двух крупнейших телеканалах Северной Америки.
— Я смотрю ваше шоу, когда работаю по ночам в гараже, на своей ферме по разведению лабораторных мышей.
После этой фразы все на какое-то время зависли, а потом мистер 33 несчастья спросил:
— То есть у вас настоящее телешоу, а не просто рекламно-информационная программа?
— Скорее образовательно-развлекательная, — сказал Лесли. — Жизненно-информационная, как я это называю. Продажи — не главная цель моего появления на телевидении. Прежде всего я хочу помочь людям наладить жизнь, излечить их от бед.
— То есть вы врач? — спросила мисс Имбирный эль.
— Нет, мэм. Всего лишь скромный пастырь.
— Значит, вы проповедник? — спросил мистер 33 несчастья.
— Не совсем, — сказал Лесли. — Но если считать преступлением помощь страждущим, тогда меня можно назвать преступником. — Он повернулся к Рику. — Молодой человек, мы с Тарой сегодня весь день в разъездах, но мы не могли упустить возможность увидеться с вами лично.
— Когда у вас самолет? — спросил Рик.
Лесли вопросительно взглянул на Тару, и та быстро проговорила:
— Посадка заканчивается через полтора часа.
— Так что, боюсь, времени у нас мало, — сказал Лесли. — Но сфотографироваться мы успеем. Я так понимаю, вы собираетесь оплатить полный курс обучения активному управлению собственной жизнью по системе Лесли Фримонта?
— Да, конечно.
Если бы сейчас Рику сказали, что для оплаты этого курса он должен отдать все свои внутренние органы, он бы с радостью согласился.
— Замечательно.
— Так вы будете делать платеж? — спросила Тара.
Рик протянул ей толстую пачку банкнот:
— Наличными. Ровно 8500 долларов. Можете пересчитать.
— Думаю, в этом нет необходимости, — сказал Лесли, играя роль доброго полицейского при злом полицейском Таре. — Вы, наверное, выйдете из-за стойки, чтобы Тара нас сфотографировала.
Рик перемахнул через барную стойку одним прыжком и только чудом не опрокинул поднос с лимонными дольками и засахаренной вишней. Сорвал с себя передник, бросил на ближайший стул.
— Я так рад!
— И это только начало, — сказал Лесли. — Начало великого и дерзновенного приключения. Тара?
Лесли приобнял Рика за плечи и сказал, чтобы тот произнес слово «победа».
— Так получается самая лучшая улыбка.
Тара сделала снимок. Лесли выхватил у нее цифровую камеру, взглянул на экран.
— Отлично вышло. Спасибо, Тара. — Он схватил руку Рика и энергично ее потряс. — Рик, мы пришлем фотографию на электронную почту.
— Спасибо, Лесли.
Лесли залпом допил свой виски.
— А теперь нам пора. Спасибо за искренний интерес к моему курсу. Все учебные материалы будут доставлены вам «Федерал-экспрессом» по этому адресу через два дня. — Он оглядел зал. — Дамы и господа… Было приятно с вами познакомиться. Не забывайте: у вас начинается новая жизнь. И все ваши лучшие годы еще впереди!
После чего Лесли с Тарой ушли. Ушли как-то уж слишком быстро, так что у Рика даже мелькнуло нехорошее подозрение, что интерес Лесли к его, Рика, грядущим успехам и личностному возрождению был, скажем так, не всецело духовным.
Люк
Негодование набожных дамочек из оргкомитета благотворительной ярмарки по поводу шутки Люка насчет вознесения было отнюдь не единственной причиной, по которой он дошел до пресловутой точки, опустошил церковную казну и бросил свою паству. Была и другая причина. Когда собрание закончилось, Люк поднялся по задней лестнице, где всегда пахло старыми книгами, а у подножия стояло старенькое расстроенное пианино. Он вошел в свой кабинет, запер дверь. Сел на стул у окна, выходившего на церковную автостоянку, где дамы из оргкомитета топтались рядом со своими машинами и оживленно о чем-то болтали. Скорее всего обсуждали его, Люка. Он отключил мобильный телефон, снял с рычажков и положил на стол трубку аппарата городской линии. Дамы разъехались по домам, стоянка за церковью опустела. Люк, продолжавший рассеянно смотреть в окно, заметил ворону: она сидела на телефонном проводе и яростно чистилась клювом. Завершив свой туалет, птица распушила перья, деловито испражнилась, а потом вдруг зевнула.