Стало жарко, и Соня небрежно откинула шарф на спинку стула.
Лицо Чарльза просияло в широкой улыбке.
Впервые она видела своего шефа таким счастливым. Наконец поняла: сейчас и произойдет то, ради чего ее позвали сюда.
Чарльз слегка подался вперед и сказал одновременно смущенно и доверительно:
– Знаете, я почему-то раньше никогда не замечал, как вы красивы… Вы расцвели, как роза!
– Ну да, «Роза Бобровой Долины»! Отличное название для песни, правда? – отшутилась Соня, густо покраснев.
– М-м-м… Бобровая долина тут не очень к месту, – покачал головой Чарльз, – но не вечно же вы будете там пропадать?
Соня расхохоталась.
– В общем-то, я тоже на это надеюсь! – призналась она и с надеждой взглянула в глаза собеседнику.
В этот миг по телу пробежала сладкая дрожь от раздавшихся за спиной первых тактов «The Man I Love». Она обернулась и увидела парочку, медленно плывущую по пустому центру зала в ритме гениальной музыки Гершвина.
Соня быстро обернулась к Чарльзу и выпалила неожиданно для себя самой:
– А давайте потанцуем?
И подчиняясь все тому же нежданному импульсу, привстала, не дожидаясь ответа.
Чарльз растерянно замер с приоткрытым ртом.
Соню как камнем по голове ударило. Помучившись пару секунд в дурацкой позе, она медленно опустилась на стул, не смея поднять глаза. Щеки ее пылали огнем раскаяния.
– Простите меня, пожалуйста, – выдавила она, чтобы прекратить невыносимую паузу.
– Нет, нет, что вы! Это вы извините меня! Я ведь совсем не умею танцевать, даже не пробовал никогда… – пробормотал Чарльз. – Хотя, знаете, я даже умею играть на фортепьяно… Мне нравится смотреть…
– Извините, я не знала! – взмолилась Соня.
– Нет, вы правы, надо уметь танцевать… и вообще, надо наконец-то выбираться из своей скорлупы, из этого черепахового панциря науки, в котором мы все… я погряз. Вот видите: мне уже сорок, а я даже танцевать не научился. Пора менять все это… В общем, Соня, я принял решение… Вы меня слушаете?
Соня машинально кивнула, не замечая, как впилась побелевшими пальцами в край стола.
– Это очень серьезно… Я не могу больше оставаться вашим научным руководителем…
Соня почувствовала, что ей не хватает воздуха. Шеф так круто перешел к самому главному, что Соня поняла, как отчаянно боится. Столько раз представлялось, как он сбрасывает маску ментора и заключает ее в объятья. Но сейчас хотелось крикнуть: пусть все будет по-прежнему, я только – ваша ученица, а вы – только мой профессор, давайте вернемся к нашим бобрам!..
Но Чарльз не собирался останавливаться, глаза его остекленели, в голосе звучала фанатическая решимость:
– Поверьте, лучше студентки у меня не было, уверяю вас… За время совместной работы, дорогая Соня, вы стали для меня больше, чем студентка.
Соня мучительно улыбнулась, едва не теряя сознание.
– Вы очень талантливы и далеко пойдете! Можете не сомневаться! Вам как прирожденному исследователю и не очень-то требуется научное руководство…
Соня хотела возразить, но не стала перебивать любимого в столь ответственный момент и только с нетерпением ждала финала.
– Я не могу оставаться научным руководителем, но, ведь правда, ничто не мешает мне оставаться вашим другом?
Соня едва слышно произнесла:
– Вы давно, давно мой лучший друг, Чарльз. Мой единственный друг. Не считая Кэтрин…
Чарльз вдруг громко рассмеялся, словно Соня выдала весьма остроумную шутку.
– Ну и отлично! – облегченно воскликнул он. – А я так боялся, что вы обидитесь… Соня, никто никогда не понимал меня так хорошо, как вы! Это правда…
– Я знаю, сэр, – робко откликнулась Соня.
Чарльз как-то по-особенному взглянул на нее и продолжил:
– Тогда вы не осудите меня… – И он порывисто схватил ее за руку. – Я решил уйти из науки!
Соня не поверила своим ушам.
Стало страшно: не сошел ли с ума любимый? Разве любовь и наука несовместимы? Что за чепуха! Разве двое ученых не идеальная пара? Или правила университета запрещают жене и мужу работать вместе?
Все эти и другие мысли промелькнули в голове Сони с быстротой молнии. Она задала только один вопрос:
– Но зачем же вам уходить из науки?
Чарльз озадаченно взглянул на нее, в голосе прозвенело раздражение:
– Я же только что вам все объяснил! Вы сами сказали, что хорошо понимаете меня…
– Но это невероятно! Вы же столько сделали в науке – и уйти?!
– Да, да, – тихо проговорил Чарльз. – Конечно, в это трудно поверить. Я ведь только вам и сказал об этом, еще никто не знает… Поймите, я и так отдал свои лучшие годы науке. Не такая уж она длинная, эта жизнь, – если хочешь успеть сделать все, для чего пришел в этот мир. Кому интересны эти статейки в отраслевых научных журналах? – усмехнулся он. – Ну сколько человек тебя прочтет? Десять от силы. А поймет – еще меньше. Ну и что это за радость?
– А разве наша работа… ваша работа, сама по себе, – разве она не радость? Мне казалось, что вы были просто счастливы там, в заповеднике… Порой казалось, что вы готовы там остаться навсегда… – пробормотала Соня.
Чарльз покачал головой.
– У меня семь пятниц на неделе. Да, вы правы. Я любил это дело, с удовольствием бывал на биостанции, особенно в последнее время, когда там поселились вы. Может быть, из-за вас я и колебался так долго. С вами интересно работать…
– И чем же вы хотите заняться теперь? – еле слышно вымолвила вконец запутавшаяся Соня.
Чарльз широко развел руками:
– Боже мой! Да чем угодно! Столько непройденных дорог! Бизнесом, искусством, завести семью, наконец! Да-да! Вас это удивляет?
– А как же… бобры? – проговорила Соня, из последних сил скрывая переживаемое потрясение.
Чарльз пожал плечами:
– Ну что бобры? Как жили, так и будут жить, – он улыбнулся, – тем более что я воспитал прекрасную ученицу, которая сама стоит двух заправских биологов. Слушал ваш рассказ – и все больше убеждался, что вы отныне прекрасно справитесь без меня!
Смысл слов едва доходил до совершенно ошарашенной Сони. А Чарльз увлеченно продолжал:
– Если хотите, я буду и дальше вас консультировать, помогу пристроить статью, когда напишете. Но хочу дать вам один совет: живите полной жизнью, не лишайте себя всех радостей ради одной науки. Вы ведь можете выйти замуж, родить детей, как ваша подруга Кэтрин. Честное слово! Есть в этом какая-то несправедливость! Ведь вы гораздо красивее ее, а я не помню, чтобы у вас когда-нибудь был кавалер…
Соня сидела, опустив голову, и не знала, куда себя деть. Стало вдруг окончательно понятно, что она где-то крупно просчиталась.