Не уверен - не умирай! Записки нейрохирурга - читать онлайн книгу. Автор: Павел Рудич cтр.№ 41

– Нам, П. К., на могиле какую дату смерти обозначать? Ту, что в свидетельстве, или ту, что в больничном?!

А сопровождающая вдову толстая тетка в траурной мини-распашонке a la Алла Пугачева говорит:

– Если умер двадцатого, то вы, получается, целый день зажулили! Его ведь к оплате в больничный не включили! Безобразие какое-то, честное слово! Зла не хватает, изверги! На умерших наживаются!

Забегали мы, естественно. История умершего – еще в морге. Судебники ее не отдают. Пришлось тащиться к ним и с криками, среди неопознанных трупов и вони отбивать историю болезни. Отбили. В истории время смерти – день и час с минутами, четко отмечен: двадцатого мартобря, 14 часов 12 минут. Претензии к свидетельству о смерти – отпали. А вот в графах, где в истории болезни врач делает запись для оформления больничного листа канцелярией, – написано как-то так, что хрен сразу поймешь.

Идем в медканцелярию:

– Что ж это вы, мать вашу, так больничные листы оформляете? Исправляйте сейчас же!

Канцелярские тетки заблажили, сбились в кучу и оскалились:

– Как у вас в истории написано, так и оформили! Где вы тут видите «20»?! Это же натуральное «19»!!!

Взяли за хобот лечащего врача. Валентин Григорьевич, не будь дураком, – уперся:

– Это – двадцатое! Ясно же написано. И цифрой, и буквами!

Самое простое в таком случае – назначить виновным лечащего врача. Так и сделали. Извинились перед родными. Дали им новый больничный с правильной датой. Проводили до дверей. Еще раз извинились. Говорим:

– Если что – снова обращайтесь к нам, поможем! Без церемоний, пожалуйста.

«Пугачева» говорит:

– Да пошли вы, козлы! – Ей мы как-то особенно не понравились.

В объяснительной Валентин написал: «Ошибка, вкравшаяся в мои записи, обусловлена особенностями моего почерка». Влепили ему выговор. А так как у Валентина Григорьевича подошло время переаттестации, то категорию ему не подтвердили. Не дают категории врачам с «непогашенным» выговором! Зарплату Вальке поэтому – урезали.

Пишет теперь квадратными буквами и, по слухам, компенсирует денежные потери поборами с больных и подработкой в частном медцентре. Теперь и с этим еще надо разбираться.

Вот ведь как бывает! К успешному лечению – никаких претензий. Мы, можно сказать, друзьями расставались с этой женщиной – вдовой!

И тут такая ерунда, мелочовка, цифирь, а на тебе – все успехи наши псу под хвост! Обидно.

P. S. Но я-то точно помню, что Олег умер восемнадцатого!

Старые хирурги любили задавать такой вопрос:

– Вызывают тебя к больному. Больной не дышит. Давление – по нолям. Сердце не прослушивается. Что необходимо сделать в первую очередь и безотлагательно???

Ответа не давал никто. А правильным ответом было:

– В первую очередь и срочно необходимо ПОДУМАТЬ.

Всегда меня успокаивает наблюдение за работой автомехаников.

Спокойная, конкретная деятельность. Известны необходимые для ремонта детали. Результат – легко контролируется: машина едет или не едет, стучит или – не стучит и т. д.

В медицине я вот так же завидую травматологам. Перелом – он сросся или – не сросся. Результаты лечения – контролируются еще проще, чем у механиков: объем движения в суставах, рентгенография. Навороченные компьютеры чаще всего – не нужны.

В нейрохирургии – все сложнее, неопределеннее. Надо спасти жизнь и удалить опухоль головного мозга. Но часто этого можно достигнуть только ценой появления тяжелых дефектов деятельности мозга. Опухоль удалили, и человек будет жить, но иногда правые (левые) конечности у него двигаться уже никогда не будут, а правша, при операциях на левом полушарии, – может престать полноценно говорить, писать и считать. Стоит ли спасать? Долго судим и рядим с родственниками. Им же потом ухаживать за своим «выздоровевшим» больным. Говорить ли об этом с больным? И как говорить?

Был такой великий нейрохирург Дэнди. Отчаянный радикалист! При злой опухоли полушария мозга он просто все полушарие – удалял. Диагнозы ставил, надувая головной мозг больного через люмбальный прокол газом. Потом – снимки черепа. Газ контрастировал полости мозга, и по их смещению от нормальной локализации – судили о локализации опухоли. Пневмоэнцефалография называется. Мучительнейшая для больного процедура! Но до изобретения томографов была одной из трех основных методов обследования больных с опухолями мозга.

Другой, более, на мой взгляд, великий нейрохирург Гарвей Кушинг, относился к мозгу бережно, основной целью операции считал улучшение качества жизни больного. Частичное удаление, чтобы снять головные боли и судороги, паллиативная терапия и т. д. Сейчас вновь вернулись к идеям Кушинга, дополнив их химио– и лучевой терапией.

Не знаю как сейчас, но в семидесятых годах в США при запущенных опухолях в «нижних этажах» тела иногда делали операцию гемикорпорэктомии: удаляли всю нижнюю часть туловища с ногами. Делали из человека бюст. Человек, перенесший такую операцию, должен был уж очень любить жизнь, чтобы сохранять ее такой ценой!

При поражении спинного мозга часто развивается спастический парез. В этом случае ноги (иногда – ноги и руки) не могут направленно двигаться. Человек ими управлять не может. Но, в отличие от вялого пареза, при спастическом конечности находятся в постоянном и болезненном напряжении. При попытке ими двигать – в мышцах возникают спонтанные мучительные сокращения. Есть масса препаратов, процедур и операций, позволяющих перевести этот спастический парез в вялый. Но далеко не всем больным они помогают. Спастика – большая проблема неврологии и нейрохирургии.

Обсуждали мы ее как-то с немецкими коллегами. И один немец, между прочим, как нечто общеизвестное, упомянул операцию, назвав ее по имени автора, которая радикально решает проблему спастики. Не помню я имя этого автора. Через переводчика, набросился на коллегу с вопросами. Что за операция, на каких структурах мозга, инструментарий??? Переводчик, как-то смущаясь, перевел:

– Мы ампутируем ноги!

Очень логично и очень по-немецки. У нас такие операции – не привились.

Поступила к неврологам девица 14 лет. Упала, ударилась затылком об пол и ослепла. Неврологи, офтальмологи и так и эдак ее обследовали, но причины слепоты не нашли. Параллельно ее лечили всяко-разно. Наконец, назначили «иголки» (иглорефлексотерапию). При этом выбрали очень неприятный ее вариант: иглы вводили в различные точки скальпа (кожу головы). А это – очень больно.

Я и лечащий девицу невролог находились в реанимации, когда неврологу позвонили и ликующе сообщили, что девочка прозрела!