— Но ведь дома была еще ваша дочь.
— Кто? — вытаращил глаза Вадим. — А причем здесь она?
— Видите ли, она ведь тоже ваша наследница. Возможно, ей сейчас срочно нужны деньги. Родители далеко не всегда все знают о своих детях. Возможно у нее есть серьезные проблемы.
— Ой, не могу, — засмеялся Вадим, — моей дочери срочно нужны деньги. Да зачем они ей?
— Не скажите, — серьезно возразил следователь, — Всем родителям кажется, что их дети еще маленькие, а у детей на самом деле уже есть проблемы, которые они стараются как-то решить.
Понятно, что вам, как отцу не хочется верить, что ваш ребенок способен поднять на вас руку, но мне приходилось встречаться и не с таким.
— Ладно, — сказал Вадим, наконец-то, перестав смеяться. — То, что у моей дочери есть проблемы, это однозначно, у кого их нет. Но проблема проблеме рознь. Пойдемте, я вас с ней познакомлю, и вы сами все увидите.
Они вышли из кабинета Вадима, где разговаривали все это время, и Вадим повел его за собой. Они вошли в просторную гостиную. На диване сидела симпатичная женщина, жена Вадима, следователь уже знал это, а возле нее, хорошенькая девочка лет трех пыталась прыгать через скакалку.
— Папа, — кинулась она к Вадиму, едва завидев его, — ты представляешь, я не могу прыгать через скакалку. Здравствуйте, — спохватившись вежливо сказала она следователю, и тут же снова начала жаловаться. — Все девочки умеют, а я нет. Вот, смотри.
Она резко хлопнула скакалкой об пол и подпрыгнула на ней.
— Ну вот вам и проблема, — весело сказал Вадим, любовно глядя на девочку.
— Да, проблема, — грустно вздохнув, подтвердила та.
— Теперь вам с моей дочкой все понятно? Она у нас очень поздний ребенок, и пока в магазины не ходит, и деньги ей не нужны.
— Все ясно, — отозвался следователь. — Дочка ваша действительно отпадает.
Он повернул голову, осматривая комнату.
— Дело происходило здесь? Давайте попытаемся восстановить события. Где вы были, когда ваша сестра Галина накрывала на стол?
— Я вышел в кухню, поставить чайник и задержался, так как жена велела поставить суп в холодильник, когда остынет, а я забыл. В холодильнике, кстати, не оказалось места, и я стал передвигать все, что там было. Потому и задержался.
— Так, а Галина?
— Она была здесь в комнате, ставила все на стол.
— А девочка?
— Причем здесь девочка? — рассердился Вадим, — Вы же видите, что она совсем еще крошка. Она играла где-то тут с куклами.
— И ничего я не играла. Я спряталась от тетки Галины за то кресло. Она плохая, я ее не люблю.
— Стеллочка, — попыталась остановить ее мать, — так нельзя говорить, это нехорошо.
— Все равно, она плохая, — упрямо повторила девочка. — Зачем она себе папину чашку взяла? Я ее папе подарила, а не ей.
— Так, доченька, давай пойдем и не будем мешать папе и дяде. Дети не должны вмешиваться в разговор взрослых, — сказала Лена и взяла дочку за руку, чтобы увести.
— Нет, нет, погодите, — вдруг заинтересовался следователь, — что ты сказала про чашку?
— Я раскрасила папе чашку из сервиза. Видите как красиво?
Она подбежала к серванту и показала на чайный сервиз, стоящий на полке. Он был сделан из тонкого белого фарфора, на чашках, тонкой золотистой полосой были нарисованы цветы. Приглядевшись, следователь увидел, что на одной из чашек цветы раскрашены чем-то бледно-розовым, скорее всего лаком для ногтей.
— Да, — смеясь, сказал Вадим, — она мне подарила эту чашку, и я теперь пью чай только из нее.
— А тетка Галя взяла и поставила чашку себе, — обижено продолжила рассказ девочка.
— Ну, и что было потом? — осторожно спросил следователь.
— Ну, она насыпала в чашки кофе и сахар и пошла на кухню за чайником. Да, — вдруг вспомнила она. — Она еще взяла и насыпала в папину чашку лекарство. А папа даже вовсе и не больной, зачем ему лекарство? Папа, ты разве больной?
В комнате на мгновение наступила тишина. Девочка ожидала ответа отца, а взрослые растерянно смотрели на нее.
— Нет, я не больной, — наконец смог ответить немного пришедший в себя Вадим.
— Ну, вот, я же знаю, что ты не больной. Поэтому, когда она пошла на кухню, я поменяла чашки. Пусть сама пьет свое лекарство.
Так, — сказал следователь, когда они все, наконец, пришли в себя. — Вот вам и разгадка. Скажите спасибо дочери, она спасла вам жизнь.
— Как это спасла жизнь? — с любопытством спросила девочка. — Папа, как это я спасла тебе жизнь?
— Ну, это так говорят, — уклончиво ответил следователь, так как Вадим ошеломлено молчал. — Папа потом объяснит тебе это. Ну, что, вы будете возбуждать дело против вашей сестры?
— А… нет. Конечно, нет, — твердо сказал Вадим. — Видите ли, это дело семейное. Пусть живут себе, я просто больше их знать не хочу и все.
Когда следователь, попрощавшись, ушел, Вадим, начал объяснять жене, почему он не хочет выносить сор из избы и подавать заявление против своей сестры, но Лена не слушала его. Она внимательно смотрела дочку, пытаясь увидеть ее глаза. Та хлопотливо рассаживала кукол вокруг игрушечного стола, разговаривала с ними, как обычный ребенок. Наконец, она почувствовала на себе Ленин взгляд, подняла глаза, посмотрела на Лену и улыбнулась ей. Лена облегченно вздохнула. Это был совершенно нормальный простодушный детский взгляд, и такая же простодушная улыбка. Нет, девочка ничего не помнит. Она самый обыкновенный ребенок. Но что-то все-таки происходит с ней… иногда. В голове у Лены стала зарождаться смутная догадка. Возможно, сегодня ночью она получит ответ на нее. Но ребенок здесь не при чем.
Ночью, когда муж и дочка уже крепко спали, Лена тоже улеглась в постель и закрыла глаза. Теперь нужно было ждать, когда придет то чуткое пограничное состояние между сном и явью, в котором люди неизвестно откуда получают ответы на мучающие их вопросы, или совершают гениальные открытия. И она не ошиблась. Как только она погрузилась в легкую дрему, предвещающую крепкий сон, она услышала у себя в голове негромкий женский голос, который сказал:
— Можешь задавать вопросы.
— Ты ее мать? — мысленно спросила Лена.
— Да, — прозвучал такой же ответ.
— Ты охраняешь ее?
— Да, и вас тоже. Пока вы любите ее, вам ничего не грозит.
— Ты вселяешься в нее?
— Пока она была совсем маленькой, так было. Потом я уходила, она все забывала и становилась обычным ребенком.
— А теперь?
— Теперь я не могу так, она уже большая. Теперь я просто подсказываю ей, что нужно сделать, и она делает. Я очень люблю ее. Я так мечтала вырастить ее сама, но смерть отняла у меня это. Но моя любовь сильней, чем смерть, поэтому я всегда рядом с ней.