Комната казалась на удивление мирной. Сквозь щель в шторах виднелся внешний мир, неподвижный и прекрасный под белым покрывалом. В комнате было тепло и тихо, и лишь гул и шипение центрального отопления порой нарушали течение моих мыслей. Я читала, время от времени поднимая глаза, чтобы посмотреть, как безмятежно спит Уилл. Я поняла, что впервые в жизни просто сижу в тишине и ничего не делаю. В нашем доме с его безостановочным гулом пылесоса, бормотанием телевизора и воплями не могло быть и речи о тишине. В редкие минуты, когда телевизор был выключен, папа врубал на полную мощность старые записи Элвиса. В кафе тоже стоял сплошной шум и гам.
А здесь я могла слышать собственные мысли. Я почти слышала, как бьется мое сердце. Удивительно, но мне это понравилось.
В пять часов на мой мобильный пришло сообщение. Уилл пошевелился, и я вскочила с кресла и бросилась к телефону, чтобы не потревожить пациента.
Отменили поезда. Вы не могли бы остаться на ночь?
Натан не может. Камилла Трейнор.
Неожиданно для себя я напечатала ответ:
Без проблем.
Я позвонила родителям и сказала, что остаюсь. Мать, похоже, испытала облегчение. Когда я добавила, что за ночевку мне заплатят, она развеселилась окончательно.
— Ты это слышал, Бернард? — Мама неплотно прикрыла трубку ладонью. — Ей платят за то, что она спит.
— Хвала Господу! — раздалось восклицание отца. — Она нашла работу своей мечты.
Я послала Патрику сообщение, что меня попросили остаться на работе и я позвоню ему позже. Ответ пришел через несколько секунд.
Сегодня вечером у меня снежный кросс. Отличная подготовка
к Норвегии! Целую, П.
Я поразилась, как можно приходить в такой восторг от мысли бегать при температуре ниже нуля в тренировочных штанах и майке.
Уилл спал. Я приготовила себе поесть и разморозила немного супа, а вдруг он проголодается. Развела огонь на случай, если ему станет достаточно хорошо, чтобы выйти в гостиную. Прочитала очередной рассказ и попыталась вспомнить, как давно в последний раз покупала книгу. В детстве я любила читать, но с тех пор, похоже, читала только журналы. Трина — та любила читать. Словно я вторгалась на ее территорию, беря в руки книгу. Я подумала о том, что они с Томасом уедут в университет, и поняла, что до сих пор не знаю, радостно мне от этого или грустно… или нечто среднее, более сложное.
Натан позвонил в семь. Похоже, он обрадовался, что я останусь на ночь.
— Я не смогла разбудить мистера Трейнора. Я даже позвонила на домашний телефон, но он сразу переключился на автоответчик.
— Ага. Да. Его не будет дома.
— Не будет?
Я инстинктивно испугалась при мысли, что мы с Уиллом останемся одни на всю ночь. Я боялась совершить еще одну роковую ошибку, поставив под угрозу здоровье Уилла.
— Может, мне позвонить миссис Трейнор?
Короткая пауза в трубке.
— Нет. Лучше не надо.
— Но…
— Послушай, Лу, он часто… часто куда-нибудь уходит, когда миссис Ти ночует в городе.
До меня дошло только через минуту или две.
— Ой!
— Хорошо, что ты останешься, вот и все. Если ты уверена, что Уилл выглядит лучше, я вернусь рано утром.
Бывают здоровые часы, а бывают часы больные, когда время еле тянется и глохнет, когда жизнь — настоящая жизнь бурлит где-то вдалеке. Я посмотрела телевизор, поела и прибралась на кухне, бесшумно передвигаясь по флигелю. Наконец я позволила себе вернуться в комнату Уилла.
Он пошевелился, когда я закрыла дверь, и приподнял голову.
— Сколько времени, Кларк? — Подушка слегка приглушала его слова.
— Четверть девятого.
Уилл уронил голову и переварил услышанное.
— Можно попить?
В нем больше не было резкости, не было злости. Казалось, болезнь наконец сделала его уязвимым. Я дала ему попить и включила прикроватную лампу. Затем присела на край кровати и пощупала его лоб, как, наверное, делала моя мать, когда я была ребенком. Лоб все еще был слишком теплым, но не шел ни в какое сравнение с тем, что было.
— У вас руки холодные.
— Вы уже жаловались.
— Правда? — похоже, искренне удивился он.
— Хотите супа?
— Нет.
— Вам удобно?
Я никогда не знала, насколько ему в действительности неудобно, но подозревала, что он делает хорошую мину при плохой игре.
— Хотелось бы перевернуться на другой бок. Просто перекатите меня. Сажать не надо.
Я перелезла через кровать и повернула его на другой бок, как можно осторожнее. От него больше не веяло зловещим жаром — только обычным теплом тела, согретого одеялом.
— Что-нибудь еще?
— Разве вам не пора домой?
— Все в порядке, — ответила я. — Я остаюсь.
На улице давно погасли последние отблески света. Снег за окном продолжал сыпаться. Отдельные снежинки купались в меланхоличном бледном золоте фонаря на крыльце. Мы сидели в безмятежной тишине и наблюдали за гипнотическим снегопадом.
— Можно задать вам вопрос? — наконец спросила я.
Его ладони лежали поверх простыни. Казалось странным, что они выглядят такими обыкновенными, такими сильными, — и все же совершенно бесполезны.
— Вряд ли я смогу вам помешать.
— Что случилось? — Я не переставала думать об отметинах на его запястьях. Это был единственный вопрос, который я не могла задать напрямую.
— Как я стал таким? — Уилл открыл один глаз.
Я кивнула, и он снова закрыл глаза.
— Мотоцикл. Чужой. Я был невинным пешеходом.
— Я думала, лыжи, или тарзанка, или что-нибудь в этом роде.
— Все так думают. У Бога хорошее чувство юмора. Я переходил дорогу у своего дома. Не этого дома, — уточнил он. — Моего лондонского дома.
Я взглянула на книги в шкафу. Среди романов — замусоленных томиков в бумажной обложке издательства «Пингвин букс» — встречались и книги по бизнесу: «Корпоративное право», «Поглощение», перечни незнакомых имен.
— И вам пришлось отказаться от работы?
— От работы, от квартиры, от развлечений, от прежней жизни… Кажется, вы знакомы с моей бывшей девушкой. — Пауза не смогла скрыть горечи. — Но мне, несомненно, следует быть благодарным, ведь в какой-то момент врачи не верили, что смогут сохранить мне жизнь.
— Вы это ненавидите? В смысле, жить здесь?
— Да.
— А вы когда-нибудь сможете вернуться в Лондон?