— Значит, говорите, шестизначная… — нервно меряет Лив шагами кабинет. — Поверить не могу. Поверить не могу, что кто-то может просто так вторгнуться в мою жизнь и потребовать мою вещь. То, что всегда мне принадлежало.
— Их дело не такое уж бесспорное. Но не могу не отметить, что в данный момент политический климат благоприятен для тех, кто предъявляет права на перемещенные произведения искусства. В прошлом году «Сотбис» продал уже тридцать восемь подобных работ. А еще десять лет назад — ни одной.
Лив до сих пор не отошла от переговоров. Ее нервные окончания обострены до предела.
— Он… Они ее не получат, — хмурится она.
— Но деньги… Ведь вы сами намекали, что находитесь в стесненных обстоятельствах.
— Я перекредитуюсь, — говорит она. — Что я могу сделать, чтобы уменьшить плату?
— Вы очень много можете сделать, — перегибается через стол Генри. — Самое главное, чем больше вы найдете о провенансе картины, тем сильнее будут наши позиции. В противном случае мне придется озадачить этим кого-нибудь другого и включить вам в счет почасовую оплату его трудов, и это не считая оплаты услуг экспертов, которые понадобятся нам в суде. Полагаю, что если вы справитесь, то будет понятно, на каком мы свете, и я смогу проинструктировать барристера.
— Тогда я начинаю поиски.
У нее до сих пор в ушах звенят их уверенные голоса. «Наше дело имеет хорошую судебную перспективу. У нас собрано достаточно доказательств того, что имела место незаконная экспроприация, существует также ряд прецедентных дел, и это увеличивает наши шансы на успех». Она словно видит лицо Пола и слышит его полной притворной заботы голос: «В наших общих интересах решить вопрос полюбовно».
Лив делает глоток виски и чуть-чуть расслабляется. Внезапно она чувствует себя страшно одинокой.
— Генри, а что сделали бы вы? Я хочу сказать, если бы были на моем месте.
Он опять складывает руки домиком и задумчиво произносит:
— Мне кажется, что все это чертовски несправедливо. Но, Лив, я бы хорошенько подумал, прежде чем передавать дело в суд. Подобные тяжбы иногда становятся… отвратительными. Так что вам стоит хотя бы подумать о возможности все как-то урегулировать.
У нее перед глазами до сих пор стоит лицо Пола.
— Нет, — упрямо говорит она. — Он ее не получит.
— Даже если…
— Нет.
И, чувствуя на себе его взгляд, она берет сумочку и выходит из комнаты.
Пол уже четвертый раз набирает номер, кладет палец на кнопку вызова, но потом передумывает и засовывает телефон в задний карман. Через дорогу какой-то мужчина в деловом костюме, отчаянно жестикулируя, спорит с равнодушно взирающим на него дорожным инспектором.
— Ты идешь на ланч? — появляется в дверях Джейн. — Столик заказан на час тридцать.
Похоже, она только что надушилась. Резкий запах чувствуется даже на расстоянии.
— А мое присутствие обязательно? — Он не в настроении вести застольную беседу.
Ему вовсе не хочется быть очаровательным, описывая потрясающие достижения их компании в деле поиска пропавших ценностей. Не хочется сидеть рядом с Джейн, которая словно случайно будет к нему прислоняться, под столом прижимаясь коленом к его ноге. И ему все больше не нравился Андре Лефевр, с его бегающими глазками и брюзгливо поджатым ртом. Пол еще никогда не испытывал подобной антипатии к клиенту.
«Могу я поинтересоваться, когда вы впервые обнаружили пропажу картины?» — спросил Пол Лефевра.
«Мы обнаружили это во время ревизии».
«Значит, лично вы не испытывали моральных страданий из-за отсутствия картины?»
«Лично? — пожал тот плечами. — Почему кто-то должен получить финансовую выгоду от работы, которая по праву принадлежит мне?»
— Ты что, не хочешь идти? — спрашивает Джейн. — Почему? У тебя другие дела?
— Думаю, мне стоит закончить кое-какую бумажную работу.
Джейн задерживает на нем взгляд. Она накрасила губы помадой. Надела туфли на высоком каблуке. И у нее красивые ноги, равнодушно отмечает Пол.
— Пол, нам необходимо это дело. И необходимо, чтобы Андре поверил, что мы сможем выиграть.
— Тогда, наверное, мне лучше потратить время на изучение истории картины, чем на ланч с клиентом. — Пол не смотрит на Джейн, его подбородок упрямо выдвинут вперед. И вообще он уже целую неделю в дурном настроении. — Возьми Мириам, — говорит он. — Она заслужила хороший ланч.
— Послушай, бюджет у нас не резиновый, и мы не можем позволить себе угощать секретарш, когда нам это взбредет в голову.
— Не понимаю, почему бы и нет. И Лефевру она вполне может понравиться. Мириам! Мириам! — кричит он и, продолжая в упор смотреть на Джейн, откидывается на спинку кресла.
Мириам просовывает голову в дверь, во рту у нее непрожеванный сэндвич с тунцом:
— Да?
— Не хочешь вместо меня сходить на ланч с месье Лефевром?
— Пол, мы… — стискивает зубы Джейн.
Взгляд Мириам мечется между ее начальниками. Она с трудом проглатывает сэндвич:
— Очень мило с вашей стороны, но…
— Но Мириам уже ест сэндвич. А еще куча ненапечатанных контрактов. Спасибо Мириам. — Джейн ждет, пока Мириам закроет за собой дверь, и задумчиво поджимает губы. — Пол, все в порядке?
— Все прекрасно.
— Ну, тогда… — не может скрыть некоторую резкость своего тона Джейн. — Похоже, уговорить тебя не удастся. Жду твоего доклада о том, что тебе удалось нарыть по этому делу. Уверена, что все будет достаточно убедительно. — Она задерживается на секунду дольше, чем нужно, и выходит.
Пол слышит, как она в коридоре что-то говорит по-французски Лефевру, который сидит, глядя прямо перед собой.
— Эй, Мириам! — снова зовет Пол секретаршу и, когда та появляется все с тем же сэндвичем во рту, виновато хмурится. — Простите, это было…
— Все в порядке, — улыбается она, запихивает обратно выпавший кусочек хлеба и добавляет что-то уж совсем нечленораздельное.
Интересно, слышала ли она хоть что-то из его разговора с Джейн?
— Кто-нибудь звонил?
— Только глава Ассоциации музеев. Я уже вам говорила. Соединить вас с ним? — шумно проглатывает она сэндвич.
— Нет, не беспокойтесь, — раздвигает он губы в вымученной улыбке, а когда она закрывает за собой дверь, тяжело вздыхает.
Лив снимает портрет со стены. Она осторожно проводит рукой по поверхности картины, трогает кончиками пальцев выпуклые мазки, удивляясь, что они нанесены рукой известного мастера, и смотрит на изображенную на полотне женщину. Золото на старинной раме местами облупилась, но Лив находит в этом особую прелесть, ей нравится контраст между витиевато украшенным золоченым деревом и четкими, чистыми линиями стен. Ей нравится, что картина «Девушка, которую ты покинул» — единственное яркое пятно в комнате — похожа на сверкающую драгоценность на белой стене.