Смерть эксперта-свидетеля - читать онлайн книгу. Автор: Филлис Дороти Джеймс cтр.№ 45

– Не надо, не надо, мистер Лорример. Когда вы узнали, что место для вас так и не освободилось?

– Около десяти они мне позвонили. Он только-только из дому ушел. Так что я позвонил в Лабораторию. Я, понятно же, знаю номер Биологического отдела. Это там он работает – в Биологическом отделе. Мисс Истербрук взяла трубку и сказала, что Эдвин в больнице, на вскрытии, но она ему передаст, как только он придет. Которые из больницы Адденбрука звонили, сказали, что, может, пришлют за мной во вторник. А кто меня теперь отвезет?

– Я надеюсь, миссис Суоффилд сумеет что-нибудь организовать. Или ваша племянница сможет как-то помочь. Вы не хотите, чтобы она побыла тут с вами?

– Нет. Что она может сделать? Она была тут сегодня утром, с этой своей подругой. С этой женщиной, которая романы пишет. Эдвин их не любит – ни ту, ни другую. Подруга эта – мисс Моусон, да? – шарила чего-то наверху. Слух у меня очень хороший. Я прекрасно ее слышал. Вышел из двери, а она как раз спускается по лестнице. Сказала – она в ванной была. А зачем на ней кухонные перчатки были, если она в ванную ходила?

«И правда – зачем?» – подумал Дэлглиш. Виски сжало от раздражения: констебль Дэвис мог ведь и пораньше сюда приехать! Было вполне естественно, что Хоуарт приехал вместе с Анджелой Фоули сообщить о смерти Лорримера-млад-шего и оставить ее с дядюшкой. Кто-то ведь должен был побыть со стариком, а кто же более подходит для этого, чем единственная близкая родственница? Вероятно, естественно и то, что Анджела Фоули вызвала подругу помочь. Возможно, обе они интересовались завещанием Лорримера. Что ж, и это было бы вполне естественно. Мэссингем подвинулся на диване. Дэлглиш чувствовал, как тому не терпится отправиться наверх, в комнату Лорримера. Ему и самому не терпелось. Но книги и бумаги – печальные обломки ушедшей в небытие жизни – могли и подождать. Живой свидетель мог впоследствии оказаться менее общительным. Он спросил:

– А чем занимался ваш сын, мистер Лорример?

– Вы имеете в виду – после работы? Он по большей части у себя в комнате сидит. Думаю, читает. У него там наверху целая библиотека книг. Мой Эдвин – он же ученый. Телевизор он не очень-то любит, так что я сижу тут, внизу. Иногда слышу – он пластинки заводит. Потом еще садом занимается, почти все выходные. Машину моет, готовит, за покупками ездит. Полной жизнью живет. И времени у него не так уж много. Он в Лаборатории каждый день до семи вечера остается, иногда и позже.

– А друзья?

– Нет. Друзьями он не занимается. Мы с ним сами по себе.

– И на выходные не уезжал?

– Куда бы он мог уезжать? И что тогда со мной делать? А потом, надо же за покупками ездить. Если его не вызывают на место преступления, он в субботу утром ведет меня в Или, и мы с ним идем в супермаркет. А потом мы устраиваем ленч в городе. Это мне такое удовольствие доставляет.

– Кто ему звонил?

– Из Лаборатории? Только сотрудник по связям с полицией звонит, чтобы сообщить, что его вызывают на место убийства. Иногда посреди ночи. Только он никогда меня не будит. У него параллельный телефон в комнате. Тогда он просто мне записку оставляет. Но обычно успевает вернуться вовремя, чтобы в семь часов мне чашку чаю принести. Ну, сегодня он, конечно, этого не сделал. Поэтому я и позвонил в Лабораторию. Сначала я его номер набрал, но ответа не было. Тогда я в регистратуру позвонил. Он мне оба номера дал, чтоб я туда звонил, если его не застану, в случае чего.

– И никто больше ему в последнее время не звонил? Никто не приходил с ним увидеться?

– Да кому надо с ним видеться? И никто ему не звонил, только эта женщина.

Дэлглиш спросил очень тихо:

– Какая женщина, мистер Лорример?

– Не знаю какая. Знаю только, что звонила. Эдвин как раз ванну принимал, а телефон звонил и звонил. Так что я решил, лучше мне трубку взять.

– Можете ли вы точно вспомнить, мистер Лорример, как это случилось, и что она говорила с того момента, как вы взяли трубку? Не спешите, никакой спешки нет. Это может быть очень важно.

– Там ничего особо запоминать и не надо было. Я собирался назвать наш номер и попросить ее подождать, только она мне и слова сказать не дала. Начала говорить, как только я трубку поднял. Сказала: «Мы были правы, там что-то происходит». Потом сказала что-то вроде того, что свет отгорел и она записала цифры.

– Что свет отгорел и она записала цифры?

– Точно так. Это звучит сейчас бессмысленно, но она тогда сказала что-то вроде этого. Потом назвала мне цифры.

– Вы можете их припомнить, мистер Лорример?

– Только последнюю – тысяча восемьсот сорок. Или, может, это были цифры восемнадцать и сорок. Я их запомнил, потому что первый дом, в котором мы жили после моей женитьбы, был номер восемнадцать, а второй – номер сорок. Правда, ведь, какое совпадение? Ну, во всяком случае, эти цифры у меня в памяти застряли. А вот другие вспомнить не смогу.

– А сколько всего цифр?

– Три или четыре всего. Сначала – две, а потом – восемнадцать и сорок.

– А на что были похожи эти цифры, мистер Лорример? Как их произнесли? Вы не подумали, что она дает вам номер телефона или регистрационный номер машины? Вы можете припомнить, какое впечатление они на вас тогда произвели?

– Впечатление? Никакого. Зачем? Больше похоже на телефонный номер, я думаю. Не думаю, что номер машины. Там никаких букв ведь не было, понимаете? Скорее, на год они похожи: тысяча восемьсот сорок. Или на время: восемнадцать сорок.

– А как вы думаете, кто это мог звонить?

– Не знаю. Не думаю, что из Лаборатории кто-нибудь. Голос не такой, как у их сотрудников.

– Что вы имеете в виду, мистер Лорример? Каким вам показался этот голос?

Старик сидел в своем кресле, пристально глядя прямо перед собой. Его руки, с такими же длинными, как у сына, пальцами, но обтянутые иссохшей, словно сухой осенний лист, кожей, испещренной старческой гречкой, тяжело свисали между коленями, гротескно крупные по сравнению с хрупкими запястьями. Помолчав с минуту, он сказал:

– Показался взволнованным.

Он снова помолчал. Оба полицейских смотрели на него. Мэссингем подумал, вот еще один пример того, как шеф умеет вести дело. Он сам бросился бы наверх, разыскивать завещание и бумаги убитого. Но вот это показание, так искусно вызнанное, было жизненно важным. Примерно через минуту старик заговорил снова:

– Как заговорщица. Вот как она говорила. Как заговорщица, – произнес он.

Они сидели молча, выжидая, но он больше ничего не сказал. И тут они увидели, что он плачет. Лицо его не изменило выражения, но слеза – единственная, – жемчужно отсвечивая, упала на иссохшие руки. Он смотрел на нее, словно не понимая, что это такое. Потом сказал:

– Он был мне хорошим сыном. Было время, когда он уехал в колледж, в Лондон, мы утратили связь. Он писал нам письма – матери и мне, но домой не вернулся. Но все эти последние годы, теперь, когда я один, он обо мне очень заботится. Я не жалуюсь. Я думаю, он оставил мне сколько-то денег, и пенсию я получаю. Но очень тяжело, когда молодые уходят первыми. И кто теперь будет за мной приглядывать?