Это было само воплощение красоты — сама идея красоты, реализованная и совершенная. Это ошеломляло и потрясало. Вы когда-нибудь стояли перед великой картиной или статуей и чувствовали дрожь — радость восприятия, — которая бежала бы по вашему телу?
Представьте, что эта радость помножена на тысячу раз, и вы поймете то чувство, которое овладело мной, когда я смотрел на Танец Солнца.
Я сразу узнал его. Я никогда не видел его, но его мне описывала красивая известная женщина, когда я сидел на палубе яхты в Кальяо.
Она обещала, что когда-нибудь станцует его для меня.
Я посмотрел на Гарри, который стоял рядом со мной и смотрел на это, как и я. Его глаза были широко раскрыты, он уставился на качающуюся фигуру в полном потрясении.
Он снял руку с моего плеча и стоял выпрямившись, и я увидел, как свет узнавания и надежды, глубокой радости заполнил его глаза и разошелся по лицу. Потом я понял, какая была опасность, и попытался положить руку ему на плечо, но он вывернулся в диком нетерпении. Он прыгнул вперед как молния, у меня вырвался крик, и Гарри бросился прямо в круг пламенного света.
Я прыгнул за ним, но слишком поздно. Он остановился на краю озера, и, вытянув руки к танцовщице на колонне, закричал голосом, которым наполнилась вся пещера:
— Дезире! Дезире! Дезире!
Глава 9
На суде
Я не знаю, что ожидал от истерических воплей Гарри: суматоху, смятение, немедленную смерть; но ничего подобного не последовало.
Я добежал до него и встал с ним на краю озера, где он остановился. Дезире Ле Мир резко остановилась и в напряжении стояла у самого края колонны, смотря на нас. Она была вся выпрямлена, ее тело было хорошо видно на фоне черных стен. Потом она медленно отошла назад, не отводя от нас глаз.
Внезапно она исчезла из поля нашего зрения.
Мы стояли, не двигаясь, я не знаю, как долго. Потом я повернулся и увидел опасность. Время пришло.
Инки, я уже был уверен, кто они, сошли со своих сидений из гранита и приближались к краю озера. Не было ни звука, ни голосовой команды, ни трубы. Они двигались как по команде одного импульса, одного мозга.
Мы были совершенно беспомощны, их были тысячи. Для нас хватило бы и пары их, так мы были истощены и слабы.
Я посмотрел на Гарри. На нем уже отразился его резкий скачок, он стоял качаясь и упал бы, если бы я не поддержал его. Мы стояли и ждали.
И тут, впервые, я увидел заправителя всего этого.
Инки остановились и стояли без движения. Вдруг они упали на колени и протянули вперед руки — я думал, к нам. Но что-то подсказало мне правду. Я резко развернулся и увидел предмет их поклонения.
Встроенный в гранитную стену, в десяти метрах над землей, возвышался альков. С каждой стороны от него, на выступе, стояло по урне, похожей на те, что были на колоннах, но только меньше, из них вырывалось пламя.
На полу алькова стоял массивный стул или трон, казалось состоявший из огня, так он сверкал. Он был из какого-то металла. Похоже, чистое золото. А на троне сидел уродливый, отвратительный гном.
— Боже, спаси короля! — прокричал я с истерическим смехом. Голос мой разнесся по всей пещере, его подхватило эхо.
Тут же фигура встала с трона. И все гномы упали лицом вниз. Несколько секунд он стоял над ними не двигаясь. Потом он внезапно вытянул вперед руку, как бы распуская. Они, как один, встали и быстро исчезли, пропадая в стенах пещеры. Это выглядело потрясающе, но позже мы узнали, сколько там проходов и расщелин, и это было уже не удивительно.
Мы остались одни, но не надолго. С двух лестниц со стороны алькова к нам неслась толпа. Через секунду они уже были возле нас. Если они ждали сопротивления, то здорово ошибались.
Мы сразу же упали. И тут же нас подняли их волосатые длинные руки и вынесли из пещеры. Прошло только пять минут, как мы туда вошли.
Они понесли нас недалеко. От пещеры направо, потом налево. Потом они бросили нас, без слов, как тюки.
Моя голова сразу заработала: раньше я был в потрясении, а теперь знал, что мне нужно. Когда животное, которое меня несло, отвернулось, я поймал его за руку.
Он засомневался, я почувствовал на себе его взгляд, мы снова были в темноте.
Но он мог видеть, я благодарил Бога за это, я стал усиленно жестикулировать, засовывая пальцы в рот и делая жевательные движения. Тут же я пил воду из сосуда. Я не мог догадаться, понимает ли он меня, он повернулся и исчез.
Но у него явно был рассудок, так как, только я повернулся к Гарри и успокоил его, что, по крайней мере, он жив, мы услышали шаги. Они приближались.
Потом рядом с нами раздался стук.
Я быстро встал. Полный поднос! Думаю, я орал от радости.
— Сюда, Гарри, еда!
Он не мог двигаться. Я разорвал сушеную рыбу и накормил его, он ел рьяно. Потом он попросил попить, и я поднес сосуд к его губам.
Мы ели мало, так как долго голодали и много есть было нельзя. И мы не знали, получим ли еще рыбы.
Остатки еды я завернул в пончо, опустошив поднос.
Я лег на землю отдыхать, подложив пончо под голову.
У сил человека есть свои границы, и я заснул. Я спал рядом с Гарри, положив руки на него, он мог разбудить меня любым своим движением.
Когда я открыл глаза, Гарри еще не проснулся, и я не стал трогать его. Проспав много часов, чувствовал себя отдохнувшим и голодным. Я хотел пить.
Я развернул пончо, потом ползком изучил место.
Как я и ожидал, я нашел еще один полный поднос и воду. Только я выпил воды, как услышал голос Гарри:
— Пол.
— Да, парень.
— Я испугался, что ты ушел. Мне только что приснилась чертовщина с Дезире. Она как сумасшедшая танцевала на вершине горы, там был огонь, Пол! Пол, это был сон?
— Нет, парень. Я сам это видел. Успокойся, мы поговорим позже. Вот сушеная рыба на завтрак.
— Ах! Я… я вспоминаю! И она упала! Я…
Но больше я не хотел слушать бред, и я резко сказал:
— Гарри! Слушай меня! Ты ребенок или мужчина?
Говори нормально или заткнись. И не ной, как дурак.
Будь мужественным.
Это жестоко, но так было надо. И это сработало.
Мы помолчали, потом он спокойно сказал:
— Ты меня хорошо знаешь, Пол. Только… если бы это была не Дезире… я бы проглотил это. Я, наверное, был болен.
Бедный парень! Я хотел взять его руку в свою и извиниться. Но это сослужило бы плохую службу, и я просто сказал:
— Да, небольшая лихорадка. Но теперь ты в порядке. Сейчас ты должен поесть и попить. Не слишком разнообразно, но лучше, чем ничего.