– Равновесие сил. Ни мы, ни нильфгаардцы ничего не
можем сделать. Ни одна сторона не может дать противнику повод к войне.
Понимаешь? Поэтому вооруженные инциденты в Доль Ангре – наверняка случайные
события, скорее всего разбойничьи нападения или столкновения с
контрабандистами… Это ни в коем случае не могут быть действия регулярных войск,
ни наших, ни нильфгаардских… Потому что это-то как раз и был бы такой повод.
– Ага. Слушай, Ярре, а скажи-ка мне… – Она
осеклась. Подняла голову, быстро тронула пальцами висок, поморщилась. –
Мне надо идти. Госпожа Йеннифэр вызывает.
– Ты можешь ее слышать? – заинтересовался
мальчик. – На расстоянии? Каким образом…
– Мне надо идти, – повторила она, вставая и
отряхивая с коленей пыль. – Послушай, Ярре. Мы с госпожой Йеннифэр
выезжаем по очень важным делам. Не знаю, когда вернемся. Предупреждаю, речь
идет о секретах, касающихся исключительно чародеек, поэтому не задавай
вопросов.
Ярре тоже встал. Поправил одежду, но, как и раньше, не знал,
куда девать руки. Глаза у него стали безобразно маслеными.
– Цири…
– Что?
– Я… я…
– Не знаю, о чем ты, – нетерпеливо сказала она,
тараща на него свои огромные изумрудные глаза. – Ты тоже явно не знаешь. Я
пошла. Бывай, Ярре.
– До свидания, Цири. Счастливого пути. Я буду… Я буду о
тебе думать…
Цири вздохнула.
– Я здесь, госпожа Йеннифэр.
Цири влетела в комнату словно снаряд, пущенный из
катапульты. Дверь, отворившаяся от удара, стукнулась о стену. О стоявший на
пути табурет вполне можно было поломать ноги, но девочка ловко перепрыгнула
через него, завертелась в грациозном пируэте и, рубанув воздух несуществующим
мечом, радостно рассмеялась удачному выпаду.
Несмотря на то что бежала она очень быстро, дыхание было в
полной норме.
– Я здесь!
– Наконец-то! Раздевайся – и в бадью! Живо!
Чародейка не оглянулась, не отрываясь от стола, следя за
отражением девочки в зеркале. Медленными движениями она расчесывала свои
влажные черные локоны, распрямляющиеся под нажимом гребня, но тут же снова
свертывающиеся в блестящие кольца.
Девочка мгновенно расстегнула застежки ботинок, скинула
обувь, сбросила одежду и с плеском прыгнула в бадью. Схватив мыло, принялась
энергично намыливать предплечья.
Йеннифэр сидела неподвижно, глядя в окно и поигрывая
гребнем. Цири фыркала, отдувалась, булькала и плевалась всякий раз, когда
мыльная пена попадала ей в рот. Тряхнула головой, размышляя, существует ли
такое заклинание, которое позволяло бы мыться, не используя воды, мыла и не
теряя напрасно времени.
Чародейка отложила гребень, но по-прежнему задумчиво глядела
в окно на тучи ворон, с непрекращающимся карканьем летевших на восток. На столе
рядом с зеркалом и солидной батареей флаконов с притираниями и косметикой
лежало несколько писем. Цири знала, что Йеннифэр ожидала их давно и от них
зависело, когда они покинут храм. Вопреки тому, что девочка сказала Ярре, она
понятия не имела, куда и зачем они едут. А в этих письмах…
Для отвода глаз шлепая по воде левой рукой, она сложила
пальцы правой в Знак, сконцентрировалась на формуле, уставилась на письма и
выслала импульс.
– И не думай, не мечтай, – сказала Йеннифэр, не
поворачиваясь.
– Я думала… – кашлянула девочка. – Я думала,
одно из них от Геральта…
– Было б от Геральта, дала бы почитать. –
Чародейка развернулась на стуле к ней лицом. – Долго ты еще намерена
мылиться?
– Уже кончила.
– Пожалуйста, встань.
Цири встала. Йеннифэр слабо улыбнулась.
– Да. Детство кончилось. Ты округлилась где следует.
Опусти руки. Твои локти меня не интересуют. Ну, ну, без фокусов, без ложного
стыда. Это твое тело, самая естественная вещь под солнцем. То, что ты
созреваешь, тоже вполне естественно. Если б твоя судьба сложилась иначе… Если б
не война, ты уже давно была бы женой какого-нибудь князя или принца. Ты это
понимаешь, верно? О проблемах, касающихся пола, мы беседовали достаточно часто
и довольно подробно, чтоб ты поняла, что ты уже женщина. Физиологически,
разумеется. Надеюсь, ты не забыла, о чем мы беседовали?
– Нет. Не забыла.
– Надеюсь также, что при посещениях Ярре тебя память
тоже не подводит?
Цири опустила глаза, но только на мгновение. Йеннифэр не
улыбалась.
– Оботрись и иди сюда, ко мне, – сказала она
холодно. – Пожалуйста, не хлюпай.
Обернувшись полотенцем, Цири присела на табурет у коленей
чародейки. Йеннифэр расчесывала ей волосы, время от времени срезая ножницами
какую-нибудь непослушную прядку.
– Ты на меня сердишься? – неуверенно спросила
девочка. – За то, что… я была в башне?
– Нет. Но Нэннеке этого не любит. Ты же знаешь.
– Но ведь я ничего… Этот Ярре меня вообще не
интересует. – Цири слегка зарумянилась. – Я только…
– Именно, – проворчала чародейка. – Ты только.
Не строй из себя дитятко, ты уже не ребенок, напоминаю. Мальчик, видя тебя,
распускает слюни и начинает заикаться. Разве не видишь?
– Я не виновата. Что же мне делать?
Йеннифэр перестала ее расчесывать, взглянула на девочку
глубоким фиалковым взглядом.
– Не играй им. Это нехорошо.
– Я вовсе и не играю! Просто разговариваю!
– Хотелось бы верить, – чародейка щелкнула
ножничками, подрезая очередную прядку, которая никак не желала лечь как
надо, – что во время ваших бесед ты помнишь о моей просьбе!
– Помню, помню!
– Ярре – умный и толковый паренек. Одно-два
неосторожных слова могут навести его на верный путь, на проблемы, о которых ему
знать не положено. О которых вообще никто знать не должен. Никто, абсолютно
никто не должен догадаться, кто ты.
– Я помню, – повторила Цири. – Никому ни
словечка не сказала, успокойся. Скажи, поэтому мы так спешим уехать? Ты
боишься, что кто-то мог узнать, что я здесь? Поэтому?
– Нет. По другим причинам.
– Потому… что может быть война? Все говорят о новой
войне! Все об этом говорят, госпожа Йеннифэр.