Карантин - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Фелан cтр.№ 8

Этот вопрос спас ситуацию. Я улыбнулся. Пока не время. Запасись терпением, присмотрись к ним.

– Еще как!

– Тогда идем, – сказала Пейдж и взяла меня за здоровую руку. – Покажу тебе, где у нас столовая.

5

Даже не знаю, почему мне захотелось взять с собой оружие: нас защищали надежные стены, нас было много. Так зачем оно мне? Я достал пистолет, вытащил магазин и оттянул затвор, чтобы вытряхнуть последний патрон. Пустой «Глок» я затолкал поглубже в карман рюкзака и застегнул молнию, а магазин и патроны сунул в другой карман.

– Просто… просто я подумал, что тут дети, а пистолет у меня всегда заряжен…

– Классно, – улыбнулась Пейдж. – Пойдем, я тебя накормлю.

Я вышел за ней на пирс с искусственным газоном, где двое мужчин жарили на углях мясо. На столе источали умопомрачительный аромат горы готовых отбивных. Женщины накладывали всем желающим огромные порции салата с макаронами и консервированные овощи. Еще один стол занимали всякие деликатесы: здесь были соусы на любой вкус, крошечные маринованные огурчики, настоящая квашеная капуста – и это только малая часть того, что я успел рассмотреть. На отдельном столе рядом с тремя огромными кастрюлями «Чай», «Кофе», «Какао» возвышались стопки чашек и блюдечек. Люди сидели небольшими группками, ели и болтали, слышался постоянный гул непринужденной беседы.

– Что–то не так? – спросила Пейдж, и я понял, что застыл в дверном проеме с открытым от удивления ртом.

– Я…я и мечтать не мог, что попаду в такое место.

– В какое такое?

– В убежище, где кипит жизнь. Я очень давно – ну, не тысячу лет, конечно – не видел сразу столько народу. И все здесь такие, такие…

– Нормальные?

Я кивнул.

– Прямо как волосы в рекламе.

Я улыбнулся.

– Знаешь, как говорят по телеку: «для нормальных волос»… – стала пояснять Пейдж.

– Да–да, понятно, – сказал я, не дослушав, и шагнул вперед.

– Может, ты хочешь сидеть за столом один, если ты еще не оправился от шока…

– Да нет, зачем? – отказался я. К столику мы подошли, набрав полные тарелки всякой еды, и сели рядом с женщиной, уши у которой были закрыты ватными тампонами, а голова перебинтована. Я вспомнил трупы, которые видел на улицах: из глаз и ушей у них шла кровь, будто взрывная волна действовала на них изнутри, а не снаружи. Сколько всего я видел, о чем никогда–никогда не хочу вспоминать.

– Джесс, познакомься: это моя приемная мама Одри, – сказала Пейдж. Одри улыбнулась. Она была красивая, слишком приятная, чтобы быть женой Тома. Пейдж написала что–то в маленьком блокноте на пружинке и протянула его Одри. Та, прочитав, сказала:

– Привет, Джесс.

Одри протянула руку, и я пожал ее. Рука была мягкая и теплая. Женщина с сочувствием посмотрела на мою перебинтованную кисть – на повязке уже проступило пятно крови.

– Будешь пить? – спросила пожилая женщина, подошедшая к нашему столику с подносом, на котором стояли пачки с соком.

Я поблагодарил и взял яблочный. Пейдж тоже выбрала себе сок. Уходя, пожилая леди подмигнула мне.

Передо мной на тарелке лежала большая отбивная с жареным луком и томатным соусом, а рядом – огромный ломоть ароматного, еще теплого хлеба.

– Ты, наверное, почти не ел в эти дни? – спросила Пейдж.

– Ел, но… Ты знаешь, хотел сказать «но это долгая история», а на самом деле, я просто очень устал сегодня и страшно голодный, – произнес я с набитым ртом, стараясь тщательно пережевывать пищу. Я заставлял себя есть медленнее, аккуратнее, чтобы произвести хорошее впечатление, а потом прикусил щеку и пришлось «запивать» боль соком и вымученно улыбаться.

– Где ты жил? – спросила Пейдж, заглянув в блокнот своей мачехи. А мне так хотелось, чтобы этот вопрос исходил от нее самой.

– Почти все время в Рокфеллеровском небоскребе, – ответил я, пережевывая макаронный салат. Боже, каким же он оказался вкусным: песто с базиликом, сыр, оливки, а я еще посыпал этот кулинарный шедевр хлопьями перца чили.

– Там, где снимают телешоу?

– Думаю, да. Я нашел телестудию на одном из этажей. Это небоскреб на Рокфеллер–Плаза, большой и надежный. Я устроился высоко над городом, на шестьдесят пятом этаже в ресторане «Комната радуги». Оттуда открывается прекрасный вид на Нью–Йорк и есть смотровые площадки. То есть, в нынешнем виде нет ничего прекрасного, просто очень хорошо просматривается город.

– И на что он теперь похож?

Я отложил вилку и стал рассказывать, что видел, а Пейдж записывала мои слова в блокнотик. Когда я закончил, Одри улыбнулась, одобрительно кивнула и тихо спросила:

– Сколько…вас…было? – По ее голосу было понятно, что она себя не слышит.

– Нисколько. – Я ковырял еду вилкой – аппетит сразу пропал, как только нахлынули воспоминания. – Я был один. Когда началась атака, я ехал в метро…

И я рассказал им свою историю. О том, как классно было лететь на самолете из Мельбурна в Нью–Йорк, как поразил меня шумный, никогда не замирающий мегаполис, об ооновском лагере и новых друзьях, неожиданных, но таких замечательных, я говорить не стал – я начал с момента нападения на город, с того мгновения, когда все люди сравнялись просто потому, что уцелели, выжили. Я рассказал, как выбрался из туннеля и еще раз подробно описал, что видел со смотровой площадки.

Я объяснил, чем стали для меня Анна, Мини и Дейв. Мы больше всех сдружились в лагере ООН и могли бы стать отличной командой. Хотя мы, наверное, успели немного надоесть друг другу, потому что поездка к Мемориальному комплексу 11 сентября получалась какой–то напряженной. Только наши пикировки не шли ни в какое сравнение с тем, что началось дальше. Вагон накренился, замигал свет. Огненный шар пробил дверь и ворвался внутрь, бросив нас на пол – и мир исчез. Я вернулся в темноту и боль, а мои друзья ушли навечно. Так начались двенадцать дней одиночества, которые я провел как в бреду. Но я вырвался из липкого наваждения – иначе было нельзя. Я не просто сохранил память о друзьях: они остались жить в моем воображении. Они покинули меня именно в тот момент, когда я оказался готов принять их смерть, потому что понял: если хочешь выжить, полагаться нужно только на себя.

Я говорил медленно, чтобы Пейдж успевала записывать для Одри. Мерное тихое поскрипывание ручки по бумаге успокаивало, позволяя мне смотреть на события этих недель со стороны, отстраненно; важной казалась не столько сама информация, сколько участие в том, что стало с человечеством.

– Какой ты молодец! – сказала Пейдж. – Я бы ни за что не выжила на твоем месте. Ни за что на свете.

Я не стал скрывать, что в зоопарке меня ждут Рейчел с Фелисити. Скорее всего, даже когда Боб с Даниэлем решат, что остальным пора узнать о Калебе, они кое–что утаят, поэтому Пейдж и Одри я рассказал о его превращении так, как считал нужным. К концу разговора я съел весь обед и плитку шоколада напополам с Пейдж, Одри выпила две чашки чая, а в блокноте появилось два десятка мелко исписанных страниц. Мне пришло в голову, что вот так вот остаться в живых и не иметь возможности общаться с людьми, не знать, что произошло и кто в этом виноват, очень тяжело. Одри, «ушами» которой стали другие, не позавидуешь.