– После сатаны, – поддержал кучерявый, – нет
большего врага христиан, чем евреи. Они в своих ежедневных отвратительных
молитвах молятся за нашу погибель, проклинают нас, своими магическими обрядами
и заклинаниями умоляют, чтобы нас погубил сатана, их отец и их бог. Сто лет
тому они хотели уничтожить нас Черной Смертью, не удалось, Христос оказался
сильнее. Так теперь придумали гуситов. Нам, христианам, на погибель!
– Пойдем, – Рикса встала, натянула капюшон. –
Я это уже слышала, знаю наизусть. Шлегельгольц, ты нас не видел. Ясно? Меня
здесь вообще не было.
Не успели они пропихнуться к выходу, как на скамью выскочил
третий оратор, с побритой налысо головой.
– Сидите спокойно, яворяне? Небось, моча в ваших жилах,
а не кровь, если терпите в вашем городе вонючих иудеев и их проклятую молельню,
если переносите в своей среде кацеров, магов, детоубийц и отравителей! Злодеев
и ростовщиков, кровопийцев, таких, как главный здешний пархатый Майзл Нахман!
Его давно уже стояло прибить.
– Пожалуйста, – пробормотала Рикса. – Наконец
что-то новое, терпение вознаграждено. Я уже знаю кто, что и зачем. Я знаю этого
типчика. Это бывший цистерцианец, беглый из монастыря в Добрылуге. Он побрил
башку, чтобы спрятать тонзуру. Агент Инквизиции. Тут, похоже, как раз
намечается маленькая провокация.
– Инквизиция? Это невозможно, – запротестовал
Рейневан. – Гжегож Гейнче никогда не опустился бы…
– Не Вроцлав. Магдебург. Не смотри на них, не привлекай
к себе внимания. Выходим.
– Это тебя не касается, Рейневан. Это не твоя война.
Рикса поправила на себе кольчугу, вытащила из свертков
кривой тесак, вытянула его из ножен, несколько раз махнула, аж засвистело.
– Я проверила, разведала, – сказала она. – Их
много. Многочисленная хевра
[203]
приехала из Магдебурга. Кроме
провокаторов имеются также убийцы. Четырнадцать мужиков. Нападут, как только
стемнеет. Рейневан отцепил от вьюков и распаковал свой охотничий самострел,
повесил через плечо сагайдак с болтами. Проверил нож, дополнительно засунул
кинжал за штанину. Рикса молча наблюдала.
– Это тебя не касается, – повторила она. – Ты
не обязан влезать в это и подставлять свою голову.
– Ты должна была не дразниться, напоминаю. Пойдем.
Магдебургская Инквизиция не заставила себя долго ждать,
ударила сразу, как только стемнело. Перед воротами дома на Речной вдруг
вынырнули из темноты невыразительные фигуры, быстрые, даже размазывались в
глазах. В двери с грохотом ударил таран. Дом был готов к этому, нанес ответный
удар. Загрохотало, из окошка в дверях ударил огонь. Среди фигур возникла
кутерьма, кто-то закричал. Таран грохнул во второй раз, на этот раз протяжный
треск сообщил об успехе. Рикса сплюнула на ладонь, схватила рукоятку.
– Пора! На них!
Они выскочили из переулка, врезались между толпящихся возле
дверей людей, застигая их врасплох и разбрасывая. Рейневан быстро колол ножом,
Рикса со всего размаха рубила тесаком. Крики и проклятия заполнили улочку.
– В середину!
Из-за вышибленных дверей снова пальнуло ружье, завыла дробь.
Во вспышке выстрела Рейневан увидел прямо перед собой мужчину с налысо побритой
головой, заприметил поднятый для удара топорик. Он схватил перевешенный через
плечо самострел, выстрелил с бедра, не целясь. Побритый охнул и рухнул на
брусчатку.
– В середину!
У нападающих тоже были самострелы, тоже были самопалы. Когда
они с Риксой ворвались во двор, вдруг стало светло от выстрелов, в воздухе
зашипели болты. Оглушенный громыханием, Рейневан споткнулся о труп, упал в
кровь. Кто-то бегущий следом споткнулся об него, повалился рядом с проклятиями
и бряцанием. Рейневан огрел его самострелом, быстро оттолкнулся прямо под ноги
следующего. Прямо возле его головы что-то ударилось с металлическим звоном о
брусчатку, высекая искры. Он выдернул кинжал из штанины, подскочил, ударил, аж
хрустнуло плечо, четырехгранный клинок со скрежетом прошил кольца кольчуги.
Нападающий завыл, упал на колена, опуская прямо на Рейневана тяжелый железный
крюк. Он схватил железо и с размаха ударил стоящего на коленах нападающего,
чувствуя и слыша, как крюк входит в кость черепа.
– Рейневан! Сюда! Быстро!
В глубине двора кто-то завыл, захрипел и захлебнулся.
Рейневан вскочил на ноги и побежал в сторону входа в дом. Болт просвистел прямо
у него над головой. Что-то грохнуло и блеснуло, по каменному подворью разлилась
огненная лужа, завоняло паленым жиром. Вторая бутылка разбилась о стену дома,
горящее масло каскадом стекло по карнизах. Третья лопнула на ступенях, пламя
мгновенно охватило два лежащие там тела, зашипела испаряющаяся кровь. Со
стороны ворот летели новые снаряды. Вдруг стало светло, как днем. Рейневан
увидел стоящего на коленях за колонной крыльца бородача в лисьей шапке, это мог
быть только хозяин усадьбы, Майзл Нахман бен Гамалиэль. Возле него на коленях
стоял подросток, стараясь трясущимися руками зарядить гаковницу. За второй
колонной стояла Рикса Картафила де Фонсека с окровавленным тесаком, у нее было
такое лицо, что Рейневан задрожал. Сразу за Риксой, с самопалом в руке…
– Тибальд Рабе? Ты здесь?
– Прячься!
От ворот полетели болты, выковыривая штукатурку со стены.
Подросток, пытающийся зарядить гаковницу, пронзительно крикнул и свернулся в
клубок. Рикса отпрянула от вспыхнувшего огня, заслоняя лицо предплечьем.
Рейневан затянул подростка за стену, Тибальд Рабе помог ему.
– Плохи дела… – выдавил голиард.
[204]
– Плохи у нас дела, Рейневан. Сейчас двинутся… Не устоим…
От ворот, как бы в подтверждение, ему ответил боевой клич, исполненный
злобы вой. Огонь заблестел на клинках, замигал на остриях.
– Смерть жидам!
Ребе Майзл Нахман бен Гамалиэль встал. Поднял голову к небу.
Распростер руки.
– Baruh Ata Haszem, Eloheinu, – закричал он,
певуче модулируя голос. – Meleh haolam, bore meori haesz!
[205]
Стена дома треснула, взорвалась извержениями штукатурки,
извести и раствора. Из облака пыли вышло нечто, что было замуровано в стене. Рейневан
со свистом втянул воздух. А Тибальд Рабе аж присел.