– Только в том случае, если как следует
поднатужиться, – холодно прокомментировал Шарлей, подсовывая Мартину под
усатую мордочку крошки хлеба. – На том же принципе можно, если
постараться, натянуть тесные башмаки. Только вот ходить в них не удастся.
– Неправду говорите, видимо, от незнания. Пророчество
Малахия безошибочно рисует всех пап как живых. Возьмите, например, недавние
времена схизмы – тот, кого предсказание именует Космединским Месяцем, это же
Бенедикт XIII, умерший и недавно проклятый авиньонский папа Педро Луна, бывший
некогда кардиналом в Марии в Космедине. После него у Малахия идет cubus de
mixtione.
[438]
И кто же это, как не римский Бонифаций IX, Петр
Томачелли, у которого в гербе шашешница?
– А названный «С лучшей звезды», – вставил,
расковыривая язву на икре, Бонавентура, – это ж Иннокентий VII, Косимо де
Мильорати с кометой на гербовом щите. Верно?
– Истинная правда! А следующий папа, у Малахия «Кормчий
с черного моста», это Григорий XII, Анджело Корраро, венецианец. А «Бич
солнечный»? Не кто иной, как критский Петр Филаргон, Александр V, у которого
солнце в гербе. А поименованный в пророчестве Малахиевом «Олень Сирений»…
– И тогда хромой выскочил, как олень, и язык немых
радостно воскликнет. Ибо взольются потоки вод…
– Окстись, Исаия! Ведь олень это…
– Это кто же? – фыркнул Шарлей. – Знаю, знаю,
что вы втиснете сюда, как ногу в тесный башмак, Балтазара де Косса, Иоанна
XXIII. Но это ведь не папа, а антипапа, никак не сочетающийся с перечнем. Кроме
того, скорее всего ни с оленем, ни с сиреной не имеющий ничего общего. Иначе
говоря, здесь Малахия наплел. Как и во многих других местах своего знаменитого
пророчества.
– Злую, ох злую волю проявляете, господин
Шарлей! – взъерепенился Фома Альфа. – Придираетесь. Не так следует к
пророчествам подходить! В них надобно видеть то, что абсолютно истинно, и
именно это считать доказательством истинности целого! А то, что у вас, как вы
полагаете, не сходится, нельзя называть фальшью, а скромно признать, что,
будучи малым смертным, вы не поняли слова Божиего, ибо не было оно однозначным.
Но время правду докажет.
– Хоть сколь угодно времени истечет, ничто лжи в истину
не превратит.
– Вот в этом, – вклинился с усмешкой Урбан
Горн, – ты не прав, Шарлей. Недооцениваешь, ох недооцениваешь ты силу
времени.
– Все вы профаны, – провозгласил со своей
подстилки прислушивавшийся к разговору Циркулос. – Неучи! Все. Право,
слушаю я и слышу: stultus stulta loquitur.
[439]
Фома Альфа указал на него головой и многозначительно постучал
себя по лбу. Горн хмыкнул. Шарлей махнул рукой.
Крыса посматривала на происходящее мудрыми черными глазками.
Рейневан посматривал на крысу. Коппирниг посматривал на Рейневана.
– А что, – неожиданно спросил именно
Коппирниг, – вы скажете о будущем папства, господин Фома? Что об этом
говорит Малахия? Кто будет следующим папой после Святого Отца Мартина?
– Надо думать, Олень Сирений, – усмехнулся Шарлей.
– И тогда хромой выскочит, как олень…
– Замолкни, псих. Я же сказал! А вам, господин Миколай,
я отвечу так: это будет каталонец. После теперешнего Святого Отца Мартина,
названного «Колонной златой пелены», Малахия упоминает о Барселоне.
– О «схизме Барселонской», – уточнил Бонавентура,
успокаивая всхлипывающего Исаию. – А из этого следует, что речь идет об
Идзиго Муньозе, очередном после де Луны, схизматике, именуемом Клементием VIII.
Здесь нет никакого предсказания о Мартине V.
– Ах, серьезно? – преувеличенно искренне удивился
Шарлей. – Надо же! Какое облегчение.
– Если учитывать только римских пап, – резюмировал
Фома Альфа, – то дальше у Малахии идет «Небесная волчица».
– Так и знал, что в конце концов до этого дойдет. Guria
romana
[440]
всегда славилась волчьими законами и обычаями, но
чтобы, смилостивься над нами Господь, волчица уселась на Престоле Петровом?
– И к тому же самка, – съехидничал Шарлей. –
Опять? Мало было одной Иоанны? А ведь говорили, что там будут тщательно
проверять, у всех ли кандидатов есть яйца.
– Отказались от проверок, – подмигнул ему
Горн. – Слишком многих приходилось отсеивать.
– Неуместные шуточки, – нахмурился Фома
Альфа, – к тому же еретичеством попахивают…
– Постоянно, – угрюмо добавил Инститор, –
кощунствуете. Как с той вашей крысой.
– Довольно, довольно, – жестом успокоил его
Коппирниг. – Вернемся к Малахии. Так кто будет очередным папой?
– Я проверял и знаю, – Фома Альфа гордо
осмотрелся, – что принимать во внимание можно лишь одного из кардиналов.
Габриеля Кондульмера, бывшего сиенского епископа. А у Сиены в гербе, учтите,
волчица. Этого Кондульмера, попомните мои и Малахии слова, изберет конклав
после папы Мартина, дай ему Боже как можно более долгий понтификат.
– Что-то не верится, – покрутил головой
Горн. – Есть более верные кандидаты, такие, о которых знают, которые
делают блестящую карьеру. Альберт Бранда Кастильоне и Джордано Орсини, оба
члены коллегии. Или Ян Сервантес, кардинал у Святого Петра в Оковах. Или хотя
бы Бартоломео Капри, архиепископ Милана…
– Папский камерлинг
[441] Ян
Паломар, – добавил Шарлей. – Эгидий Чарлиер, декан в Камбрэ, кардинал
Хуан де Торквемада, Ян Стойковиц из Рагузы, наконец. Мне думается, у
Кондульмера, о котором, если быть честным, я вообще не слышал, очень малые
шансы.
– Малахиево пророчество, – пресек дискуссию Фома
Альфа, – непогрешимо.
– Чего нельзя сказать о его интерпретаторах, –
возразил Шарлей.
Крыса обнюхивала миску Шарлея. Рейневан с трудом
приподнялся, оперся спиной о стену.
– Эх, господа, господа, – проговорил он, отирая
пот со лба и сдерживая кашель. – Сидите в Башне, в темном заточении.
Неизвестно, что будет завтра. Может, поволокут нас на муки и смерть? А вы
спорите о папе, который взойдет на престол только через шесть лет…
– А откуда вы знаете, – захлебнулся слюной Фома
Альфа, – что через шесть?