– Сержант и пятеро вооруженных, – проговорил
Рейневан. – А кроме них…
– Ну, слушаю! И смотри мне в глаза, когда я спрашиваю!
– Четверо Меньших Братьев… – Рейневан уже раньше
решил не упоминать Тибальда Раабе, а подумав, распространил это решение и на
Хартвига Штетенкорна и его некрасивую дочку. – И четыре паломника.
– Мендиканты.
[360] – Губа Буко
приоткрыла зубы. – Верхом на подкованных конях? А? Что ты мне…
– Он не врет. – Куно Виттрам подъехал рысью,
бросил перед ними кусок завязанного узлом шнура.
– Белый. Францисканский!
– Зараза, – насупил брови Ноткер Вейрах. –
Что тут произошло?
– Произошло, произошло. – Буко ударил кулаком по
рукояти меча. – Не все ли мне равно? Я хочу знать, где колектор! Где
телега, где деньги? Кто-нибудь может мне это сказать? Господин Гуон фон Сагар?
– Я сейчас ем.
Буко выругался.
– С порубки ведут три дороги, – сказал Тассило де
Тресков. – На всех есть следы. Но которые чьи – установить нельзя.
Невозможно сказать, куда поехал колектор.
– Если вообще поехал, – появился из кустарника
Шарлей. – Я считаю, что не поехал. А по-прежнему здесь.
– Это как же так? Где? Откуда вы знаете? Как
установили?
– Обдумав все, что вижу.
Буко фон Кроссиг грязно выругался. Ноткер Вейрах сдержал его
жестом. И выразительно взглянул на демерита.
– Говорите, Шарлей. Что вы там вынюхали? Что знаете?
– Участвовать в дележе добычи, – гордо задрал
голову демерит, – вы нас не допустили. Так и следопыта из меня не делайте.
Что я знаю, то знаю. Мое дело.
– Держите меня… – яростно заворчал Буко, но Вейрах
снова сдержал его.
– Еще недавно, – сказал он, – ни сборщик вас
не интересовал, ни его деньги. И вот вдруг вам захотелось принять участие в
дележе. Не иначе как что-то изменилось. Интересно б узнать что?
– Многое. Теперь добыча, если нам посчастливится ее
взять, уже не будет результатом нападения на сборщика. А в подобном я охотно
принимаю участие, поскольку полагаю вполне моральным отобрать у грабителя
награбленное.
– Говорите ясней.
– Ясней некуда, – сказал Тассило де
Тресков. – Все ясно.
Укрытое в лесу, окруженное трясиной озерко, хоть и
живописное, пробуждало неясно беспокойство и даже страх. Его гладь была как
смола – такая же черная и застывшая, такая же неподвижная, такая же мертвая, не
замутненная ни одним признаком жизни, ни малейшим движением. Хотя вершины
глядящихся в воду елей слегка покачивались на ветру, гладь зеркала не нарушала
ни малейшая волна, густую от коричневых водорослей воду трогали лишь пузырьки
газа, поднимающиеся из глубины, медленно расходящиеся и лопающиеся на
маслянистой, покрытой ряской поверхности, из которой, словно руки мертвецов,
торчали высохшие искореженные деревья.
Рейневан вздрогнул. Он догадался, что обнаружил демерит.
«Они лежат там, – подумал он, – в глубине, в тине, на самом дне этой
черной пучины. Колектор, Тибальд Раабе, прыщатая Штетенкронувна с выщипанными
бровями. А кто еще?»
– Взгляните сюда, – сказал Шарлей.
Трясина прогибалась под ногами, прыскала водой, выжимаемой
из губчатого ковра мхов.
– Кто-то попытался затереть следы, – продолжал
показывать демерит, – но все равно ясно видно, откуда тащили трупы. Здесь
на листьях кровь. И здесь. И тут. Всюду кровь.
– Это значит, – потер подбородок Вайрах, –
что кто-то…
– Что кто-то напал на сборщика, – спокойно
докончил Шарлей. – Прикончил его и сопровождающих, а трупы утопил здесь, в
озерке. Нагрузив камнями, взятыми из остатков костра. Достаточно было
внимательнее осмотреть все, что осталось от него…
– Ладно, ладно, – обрезал Буко. – А деньги?
Что с деньгами? Значит ли это…
– Это значит, – Шарлей с легким сочувствием
взглянул на него, – точно то, о чем вы подумали. Исходя из предположения,
что вы вообще думаете.
– Деньги захватили?
– Браво!
Буко некоторое время молчал, а лицо его все сильнее
наливалось кровью.
– Курва, – рявкнул он наконец. – Господи! Ты
видишь и не мечешь громы и молнии?! До чего мы дожили! Забыты обычаи, курва,
испарилась честь, подохло почтение!
Все грабят, все воруют, тащат! Вор на воре сидит и вором
погоняет. Подлецы! Шельмы! Мерзавцы!
– Мерзавцы, клянусь котлом святой Цецилии,
мерзавцы! – подхватил Куно Виттрам. – Господи Христе, неужто ты не
нашлешь на них какой-нибудь казни… египетской!
– Святого, сукины дети, дела не уважили! – рявкнул
Рымбаба. – Ведь то, что вез колектор, было на богоугодное дело
предназначено!
– Верно. Епископ на войну с гуситами собирал…
– Ежели так, – пробормотал Вольдан из Осин, –
то, может, это дьявольских рук дело? Ведь дьявол-то гуситам запанибрата… Вполне
могли еретики чертовой помощью воспользоваться… А мог черт и сам по себе,
епископу в пику… Иисусе! Дьявол, говорю вам, здесь дьявол поработал, адские
силы тут действовали. Сатана, никто иной, колектора прибил и всех его людей
прикончил.
– А как же пятьсот гривен? – наморщил лоб
Буко. – В пекло упер?
– Во-во! Либо в говно превратил. Бывали такие случаи.
– Возможно, – кивнул Рымбаба, – и в говно.
Говна там, за шалашами, многое множество.
– А мог, – вставил Виттрам, указывая
пальцем, – черт деньги в озерке утопить. Ему они ни к чему.
– Хм-м-м, – проворчал Буко. – Утопить мог,
говоришь? Так, может…
– Ни в жисть! – Губертик с лету угадал, о чем и о
ком подумал Буко. – Уж это-то – нет! Ни за что туда, Господи, не войду.
– Неудивительно, – сказал Тассило де
Тресков. – Мне тоже озеро не нравится. Тьфу! Я б не полез в эту воду,
пусть бы там не пятьсот, а пять тысяч гривен лежало.
Что-то, что таилось в озере, видимо, его услышало, потому
что как бы в подтверждение смолисто-черная гладь вдруг вздыбилась, забулькала,
вскипела тысячами мелких пузырьков. Вырвался наружу и разошелся вокруг
отвратительный гнилостный смрад.