Ради Елены - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Джордж cтр.№ 59

Разве не обладала Елена, в конце концов, тем, чего всю жизнь лишен был Гарет? Разве не проникла она в свой личный мир звуков? И если правда, что в мире, где Гарет чувствовал себя чужаком, Елена существовала с определенной долей комфорта, как мог тогда Гарет полюбить ее — человека, не разделявшего ни его надежд, ни его интересов?

Линли остановился напротив будки привратника при входе в Кингз-Колледж, в окнах которой ярко горел свет. Оставаясь незамеченным, он рассматривал коллекцию так и сяк прислоненных к стене велосипедов. Молодой человек выводил на доске объявлений у ворот какие-то слова. Преподаватели в черных мантиях шли по лужайке к капелле, что-то живо обсуждая. Они вышагивали гордо, как все без исключения преподаватели колледжа, получившие особое разрешение ходить по траве. Линли вслушивался в долгое эхо колоколов, в том числе колоколов Грейт-Сент-Мери напротив бульвара Кингз, настойчиво и громко зовущих на молебен. Каждый звук словно падал в опустевший Маркет-Хилл позади церкви. Каждое здание в этом районе подхватывало звук и отпускало его в ночь. Линли слушал, думал. Он понимал, что разгадать тайну смерти Елены ему по плечу. Но чего будет стоить разгадать тайну ее жизни, размышлял он под нарастающие звуки колоколов, обнявшие собой вечер.

Линли жил в мире звуков и опирался в работе на свои давно сформировавшиеся принципы. Как же руководствоваться ими сейчас, да и надо ли это Делать, расследуя убийство Елены? Но одно не вызывало сомнений: только поняв отношение Елены к самой себе, можно постигнуть суть ее отношений с окружающими. О мыслях на острове Крузо надо пока забыть, потому что ключ к разгадке — взаимоотношения Елены с окружающими людьми.

По лужайке в дальнем северном конце Фронт-корта растекался янтарный ромбик света: одна из дверей капеллы Кингз-Колледжа медленно открылась. Ветер донес отзвуки органа. Линли поежился, поднял воротник пальто и решил пойти на вечернюю службу.

В капелле собралось около сотни человек под великолепным флорентийским панно, где на самом верху ангелы подняли трубы; к алтарю шел хор. Дети миновали подставки с распятиями и благовониями, от последних в прохладном воздухе капеллы разливался сладковатый запах ладана. И хор, и паства терялись в захватывающей по своей красоте капелле. Красота эта была возвышенно строгой, похожей на стремительный полет ликующей птицы, но полет навстречу зимнему небу.

Линли расположился подальше от алтаря, чтобы издалека полюбоваться на мягко освещенное полотно Рубенса «Поклонение волхвов» на запрестольной перегородке. На картине один из волхвов с протянутой рукой наклоняется вперед, чтобы коснуться ребенка, а мать дает ему дитя с безмятежной уверенностью, что с ним ничего не случится. Зная, что его ждет.

Одинокое сопрано — маленький мальчик, такой крохотный, что его стихарь волочился по полу, — вывело первые незамысловатые семь нот «Господи, помилуй», и Линли посмотрел на витраж над картиной. Лунный свет сочился сквозь полукруглое стекло, поглощая все цвета мозаики и скользя светлым бликом по темно-синей наружной окантовке. И хотя Линли знал, что на витраже изображено распятие, единственное, что проступало в лунном свете, — лицо воина, проповедника, верующего или вероотступника, его зияющий черной дырой рот.

Жизнь и смерть. Альфа и омега. А Линли увяз посередине и тщится найти смысл и в том, и в другом.

В конце службы, когда хор гуськом покидал алтарь и прихожане потянулись к выходу, Линли заметил Теренса Каффа. Он сидел у дальнего конца хоров, а сейчас стоял и смотрел на Рубенса, засунув руки в карманы пальто, оттенявшее седину его волос. Линли снова поразился самообладанию этого человека. В его чертах не было ни намека на беспокойство. Ни намека на все треволнения, связанные с его работой.

Кафф отвернулся от полотна и нимало не удивился, увидев, что Линли наблюдает за ним. Только кивнул в знак приветствия и подошел ближе. Оглянувшись, он сказал:

— Всегда прихожу в Кингз. Хотя бы дважды в месяц, как блудный сын. Здесь я не чувствую себя грешником во власти разгневанного Господа. Каким-нибудь правонарушителем — да, но не подлецом. Ну какой же Бог, скажите честно, не отпустит грехи посреди такого архитектурного великолепия?

— А вам нужно отпущение грехов? Кафф хмыкнул:

— Знаете, инспектор, было бы странно каяться в своих грехах полицейскому.

У выхода, куда оба направились, Кафф задержался возле медного подноса с пожертвованиями и бросил монету в один фунт, которая смачно звякнула о пригоршню десяти— и пятнадцатипенсовых монеток. Они вышли в сумерки.

— Иногда меня тянет сюда из Сент-Стивенз-Колледжа, — произнес Кафф, когда они огибали западное крыло капеллы и выходили к проезду Сенитхаус и к Тринити-лейн, — я начинал преподавателем здесь, в Кингз-Колледже.

— Вы были здесь старшим преподавателем?

— Ммм. Да. А теперь, с одной стороны, это дом, с другой — убежище.

Кафф указал на решетку капеллы, похожую на паутину теней в вечернем небе:

— Вот как должна выглядеть церковь, инспектор. Воспламенять чувства при помощи простого камня способна только готика.

Линли вернул собеседника к его первой мысли:

— Зачем директору колледжа убежище? Кафф улыбнулся. В полутьме он выглядел гораздо моложе, чем накануне в библиотеке.

— Чтобы забыть о политических махинациях. О войне индивидуальностей. О подсиживании.

—Это имеет отношение к исторической кафедре?

— Это имеет отношение к обществу ученых, где у всех есть свои заслуги и амбиции.

— У вас многие заслуживают наград.

— Да. Колледжу в этом смысле повезло.

— А Леннарт Торсон в их числе?

Кафф остановился и посмотрел на Линли. Ветер ерошил его волосы и залетал под угольно-черный шарф, обернутый вокруг шеи. Доктор оценил тактику Линли и кивнул головой:

— Ловко же у вас получилось.

Они прошли мимо старой школы права. Шаги их эхом отзывались в узкой аллейке. Парень и девушка при входе в Тринити-Холл что-то горячо обсуждали, девушка прислонилась к стене, откинула голову, в глазах сверкали слезы, парень же раздраженным голосом увещевал ее, опершись одной рукой на стену, а другой рукой на плечо девушки.

— Ты не понимаешь, — говорила она, — ты и не пытался понять. И не хочешь понимать. Все, что тебе нужно…

— Бет, прекрати, а? Ты ведешь себя так, будто я не вылезаю из твоей койки.

Когда Линли и Кафф поравнялись с парочкой, девушка отвернулась и спрятала лицо в ладонях. Кафф тихо произнес:

— Испокон веков все упирается в «ты мне — я тебе». Мне уже пятьдесят пять, а я все еще спрашиваю себя: почему?

— Мне кажется, дело в том, — ответил Линли, — что девочке внушают с детства: «Защищайся от мужчин. Им нужно только одно, получив свое, они сразу же испарятся. Не уступай. Не верь им. Вообще никому не верь».

— И свою дочь вы этому научите?