— Ох, все это довольно любопытно, но опять-таки не более чем
домыслы, — утомленно пробормотала Ольга Александровна. — Христа ради, поясните:
если мы с братом так уж испугались впечатления, которое произведет на
императора смерть Талызина, чего ради нам было продолжать нашу инсценировку?
Почему мы не могли отнести генерала опять вниз, положить около стола, как было
с самого начала? Зачем нам нужно было усугублять страдания этого… несчастного?
Алексей поднял голову, на миг взоры их скрестились, но
тотчас Ольга Александровна отвела глаза. Соприкосновение взглядов было
мгновенным, быстрее молнии, но столько в нем всего было, столько… а может, и не
было ничего?
Может — не может, любит — не любит…
— Я отвечу, — продолжил Каразин, которому явно доставляла
удовольствие сия затянувшаяся беседа, а пуще всего — возможность самостоятельно
проникать, заглядывать в мысли и чувства людей, которые эти мысли и чувства
свои пытались тщательно от него скрыть.
“Вот это дознаватель так дознаватель! — не мог не
восхититься своим покровителем Алексей. — Все подмечает, ничто от него не
утаится!”
— Я отвечу, потому что на самом деле все это очень просто.
Судя по вашему описанию трупа Талызина, он имел вид человека, принявшего
насильственную смерть. Разговоры об этом непременно пошли бы, император не мог
не узнать о них. Теперь вы так же стремились придать этому делу бытовой,
невинный характер, как до этого — привлечь к нему внимание. Нашего молодого
красавца вам послал Случай, и вы этим подарком воспользовались, как могли. Оба!
Каждый по-своему!
“Зачем так? Ну, зачем?” — с тоской подумал Алексей, но
разошедшегося в обличительном пафосе Каразина уже было невозможно остановить.
— Все это было бы смешно, когда бы не было столь печально,
господа. Неужели вы могли подумать, что обманете меня этими россказнями о
найденном трупе, о нечаянно умершем генерале? Сам по себе помер, ну надо же!
Бывают же такие приятные совпадения! Вы идете к человеку, попросить у него
компрометирующее императора письмо, причем намерены пригрозить ему в случае
неудачи чем угодно, вплоть до убийства (сами же говорите, что у вас был
пистолет), а вас встречает его труп… Почему мне кажется, что вы лжете,
светлейший князь? Вы и ваша радикальная сестрица? Почему меня не оставляет
такая уверенность, а?
— Вы все-таки думайте, что говорите, сударь, — даже без
обиды, а с какой-то полудетской рассеянностью отозвался Зубов. — Врываетесь,
понимаете, в дом к человеку, мало того, что мешаете его планам, так еще и
обвиняете его в убийстве. Ну что за чепуха?! Ну как, каким образом я убил
генерала? Спасением души своей клянусь, жизнью, именем покойной государыни
Екатерины Алексеевны, святым для меня: не душил я Талызина, не стрелял в него
из пистолета…
— Не душили, — покладисто согласился Каразин. И из пистолета
в него не стреляли, — голос его звучал почти ласково. — Вы его отравили, сударь
мой!
Ольга Александровна громко ахнула. Бесиков и Варламов
схватили друг друга за руки, будто испуганные дети. А Зубов откинулся на спинку
дивана, словно придавленный тяжестью внезапного обвинения, и голос его звучал
еле слышно:
— Как отравил? Чем?
— Вином, — коротко ответил Каразин и кивнул Алексею, который
смотрел на него остановившимися глазами, вспоминая початую бутылку, осадок на
дне бокала и то, как он дважды или трижды пытался хлебнуть из этого бокала.
Ужас! Ужас! Кто это здесь говорил об изначальной
неблагосклонности Рока и Судьбы? Только не Алексей!
— Вином, сударь, — повторил Каразин, уничтожающе глядя на
Зубова.
— Вином, в кое подмешан был яд, называемый цианид или
синильная кислота. Видите ли, занявшись собиранием вин, я как-то невольно
увлекся и наукой, именуемой химией, поскольку процесс винного брожения —
интереснейший химический процесс. Среди некоторых старинных книг по химии мне
попался фолиант о свойствах ядов. Цианид действует мгновенно, он милосерден к
человеку, не оставляет ему времени мучиться. Однако лицо умершего, представляет
собой картину страшную. Сведенные судорогой черты, белая пена на губах… В
точности как вы описали лицо покойного генерала. Я не сомневаюсь, что после
долгого разговора он наотрез отказал вам отдать бумаги.
Тогда вы незаметно подсыпали яд в бутылку его любимого
бордоского вина. Он выпил… Ну а потом вы убрали бутылку со стола, чтобы
кто-нибудь еще не пал жертвой вашей жестокости. Вот этот молодой человек мог бы
поблагодарить вас за такую предусмотрительность. Все-таки в этот напряженный
миг нашли время подумать о чужой, неповинной жизни… это дорогого стоит, да,
Алеша?
Рука князя коснулась рукава Алексея, и наш герой вздрогнул.
Да. Все так и было. Он налил себе именно из этой страшной
бутылки, он уже готов был выпить вино с растворенным в нем ядом, еще миг — и он
валялся бы бездыханным, с искаженным лицом, с белой пеной на губах… его отвлек
подозрительный шум, а потом бутылка исчезла. И бокал, из которого он пил, тоже
исчез. Отравитель генерала оказался милосерден к его гостю… спасибо ему.
Да, все так и было, как говорит князь Василий Львович.
Алексей очнулся от своих мыслей и только теперь ощутил,
какая жуткая, поистине мертвенная тишина воцарилась в зале. Ив этой тишине
раздался голос Платона Зубова, похожий на испуганный детский крик:
— Нет, господа! Нет! Я никого не убивал! Я в жизни своей
никого не убивал! Это не я убил генерала Талызина.
Алексей встал и сделал к нему несколько шагов. Сердце его
раздирала такая тоска, что боли в ноге он даже не чувствовал.
— Успокойтесь, ваше сиятельство, Платон Александрович, —
сказал он ласково, точно пред ним и впрямь было испуганное дитя. — Я доподлинно
знаю, что не вы убили моего дядюшку.
— То есть как так? — озадаченно спросил Каразин. — Что ты
несешь, Алеша? Почему не он? Ну, хорошо, не он сам, так его сестра, а то и эти
два шута гороховых, а то и тот, третий, ну, утопленник, как его там, Дзюганов…
— Ни тот, ни другой, ни третий, ни тем паче Ольга
Александровна в сем деле не замешаны, — с непомерной печалью сказал Алексей.
— Вот те на! — развел руками Василий Львович. — Так кто же
тогда убил генерала Талызина?
Алексей устало посмотрел на него, подумал, словно решаясь на
что-то, а потом бросил:
— Да никто! Почему бы вам, не прийти к мысли, что генерал
Талызин покончил с собой?