Не доходя до крайнего дома, Пашка остановился. Сначала ему
показалось, что он обознался, но уже в следующую секунду со странным чувством
облегчения и ужаса увидел, что нет.
По проселочной дороге навстречу ему шли двое братьев
Сковородовых – старший и средний. А за ними, мерзко ухмыляясь Пашке, бежал
вдогонку младший, Кирилл.
* * *
Катя вернулась в квартиру, ощущая себя человеком, с которого
сняли тяжелый груз. Разуваясь, она спохватилась, что нужно было отнести Маше
собачий корм, но тут же сообразила, что на ночь глядя делать этого не стоит.
«Наверняка у них полно корма для Бублика. Вряд ли Тонька останется голодной.
Господи, как мне повезло с Машей! Что бы я без нее делала…»
– А где собака? – ахнула Седа, бесшумно появившись
в прихожей. – Потеряла?
– Отдала хорошим хозяевам.
– Шутишь?
– Нет. Отойди, я руки вымою.
– Ты с ума сошла? – золовка прошла за Катей в
ванную и смотрела на нее в зеркало, широко раскрыв красивые темные
глаза. – Знаешь, сколько эта собачка стоит?
– Раньше об этом надо было думать. До того, как ты ее в
ванной заперла.
– А какая разница?! Нет, ты мне скажи, какая разница?
Мы бы ее продали, деньги получили! А теперь…
В глазах Седы отразилась какая-то мысль, она с неожиданной
силой схватила Катю за плечо и резко повернула к себе.
– Или ты ее кому-то сама продала, а? Точно, продала!
Делиться с нами не хочешь!
Она метнулась в прихожую, принялась рыться в карманах
Катиного пуховика.
Бешенство ударило Кате в голову. Оно сидело где-то в глубине
души с того момента, как она увидела жалкую Антуанетту, пришибленно
выбиравшуюся из ванной. Но до этой секунды Кате удалось заглушать его. Теперь
же, не сдерживаясь, она бросилась по коридору к сестре мужа, оттолкнув по
дороге свекровь, очень вовремя выглянувшую из комнаты.
Не помня себя от ярости, Катя оторвала тонкие цепкие ручки
Седы от пуховика и изо всей силы толкнула ее на пол. Золовка свалилась, но тут
же вскочила и пошла на Катю, выставив вперед маленькие острые кулачки. С
распущенными черными волосами, злыми глазами она была похожа на ведьму, и Катя
попятилась от нее, на секунду испугавшись.
– Седа, с ума сошла?!
Диана Арутюновна обхватила дочь сзади, потащила к себе,
ругаясь. Седа брыкалась, но силы были неравны. Мать затащила ее в комнату и
захлопнула дверь, не обращая внимания на Катю. Из гостиной донеслись громкие
голоса, стихнувшие, как только кто-то из соседей сверху ударил по батарее.
«Бом-бом-бом!» – пошло отзываться по всему дому.
– Сколько еще это будет повторяться?
Катя села в кухне на табуретку, заставила себя не
прислушиваться к голосам из-за комнаты.
«Седа становится все менее управляемой. Пока ее держит в
узде мать. Но мы только что чуть не подрались всерьез. Что будет дальше?»
– Котенок, что случилось?
Артур вышел из комнаты в одних трусах – высокий, поджарый,
длинноногий. Кате безумно нравилась его фигура, но сейчас она поймала себя на
том, что ей не хочется смотреть на мужа. И не хочется, чтобы он обнимал ее,
прижимался к ней своим красивым смуглым телом.
Артур, встревожено глянув в сторону комнаты, откуда
доносилась ругань его матери и сестры, подошел к жене, присел на корточки и
постарался обнять ее покрепче. Катя вывернулась, встала.
– Котенок, правда, что случилось? И где собака?
– Я отдала ее хорошим людям. А Седа обвинила меня в
том, что я продала Антуанетту, и мы чуть не подрались. Вот и все.
Она потерла виски, в одном вдруг стрельнула короткая злая
боль.
– Маленькая моя, ну не сердись на нее, – умоляюще
протянул Артур, вс??авая. – Она у нас еще такая глупышка…
Катя уже стояла у входа в комнату. На последних словах мужа
она обернулась и сказала то, что два месяца назад не позволила бы себе даже
подумать, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух:
– Она не глупышка, а истеричная дура. Эгоистичная и
злая.
– Котенок, ну что ты говоришь! Просто сестра сожалеет,
что ничем не может помочь тебе!
– Конечно. И от сожаления и стыда говорит мне гадости и
пытается рыться в моих карманах. Не смеши меня!
В глазах Артура что-то мелькнуло, и это «что-то» Кате не
понравилось. Он небрежно подошел к ней, грациозный, как дикое животное, и,
наклонившись, прижался губами к ее губам. Катя попыталась отдернуть голову, но
муж держал ее затылок сильной ладонью, так что она даже не могла пошевелиться,
и насильно целовал, раздвигая языком сомкнутые губы.
– Пусти меня!
Она оттолкнула Артура, еле сдержавшись, чтобы не ударить по
лицу.
– Ты что? Мужа целовать не хочешь?
Артур улыбался, но улыбка его была неприятной.
– Сейчас – не хочу.
Катя зашла в комнату, прижала ладони к пылающим щекам.
«Господи, что со мной происходит? Он только что был мне противен!»
Катя выглянула в прихожую и увидела, как закрывается за Артуром
дверь, ведущая в гостиную. К голосам Седы и свекрови прибавился и его негромкий
баритон. Она мысленно поблагодарила бога, потому что меньше всего ей сейчас
хотелось, чтобы они, как обычно, утрясали возникшие проблемы в постели. Артуру
нравилось после ссоры подчинять жену себе, словно он брал реванш за ее
неповиновение. Обычно Катя подыгрывала ему, но после его сегодняшнего поцелуя
ей казалось, что попробуй Артур прикоснуться к ней – и она его ударит всерьез.
Ее разрывали на две части чувство вины перед мужем, которому
она была обязана здоровьем, и неожиданное непреодолимое отвращение к нему. Катя
вызвала в памяти то время, когда им было хорошо вместе, когда она засыпала,
прижимаясь к нему и чувствуя себя защищенной. Но воспоминания не помогли. «То время
прошло, – сказал взрослый усталый голос. – Учись строить отношения
по-новому».
Она заснула и не слышала, как дверь приоткрылась и человек,
бесшумно зашедший в комнату, ловко обшарил карманы ее брюк и рубашки.
Утром, заходя в офис, она столкнулась в дверях с Шаньским.
Тот посмотрел на нее невидящим взглядом, проговорил «прошу прощения, Сонечка» и
поплелся к своему кабинету. Катя недоуменно посмотрела ему вслед, покачала
головой. «Сонечка. Ну надо же. Что с ним случилось?»
Юрий Альбертович, зайдя к себе, упал на стул и обхватил
голову руками.
– Что же делать, что же делать? – скороговоркой
пробормотал он. – Нельзя же бездействовать!
Если бы Шаньскому год назад кто-то сказал, что он будет
страдать из-за родного ребенка, Юрий Альбертович не поверил бы. Детей у него
было несколько – Шаньский считал, что четверо, – но особого участия в их
судьбе не принимал. Рождены они были разными женщинами и по разным причинам:
одна хотела таким способом удержать красивого мужика, другую поджимал возраст,
и она радовалась, найдя подходящего биологического отца, третья залетела по
глупости и побоялась делать аборт… Совесть Юрия Альбертовича была совершенно
спокойна: каждую подругу он честно предупреждал, что отцом себя не видит и
никогда им не будет. Все, на что был готов Шаньский, – это помогать
деньгами. И то в разумных пределах. В конце концов, дамы сами знали, на что
шли. Он предупреждал!