Надежда немного покривила душой, записав в приятельницы
дворничиху Евдокию, но чего не скажешь для пользы дела?
— Как же фамилия-то его… — тянула Надежда, чтобы не
дать Зинаиде вставить вопрос, почему это она, Надежда, вдруг так заинтересовалась
событиями семилетней давности и болезнями покойной ныне Сталины Викентьевны.
— Как фамилия… — машинально задумалась Зинаида. —
Что-то на "Т", не то Трефилов, не то Трешников.., нет, не помню, да и
зачем тебе?
— Действительно, о чем мы говорим? — со смехом
согласилась Надежда. — Пойду я, с Новым годом вас, с наступающим!
— И тебя так же!
Надежда полетела на свое рабочее место.
Губы ее сами собой расплывались в улыбке.
Здорово! Есть прямая связь с хирургом! Значит, верующая Майя
видела в парадной человека с характерным нервным тиком, он поводил головой. И
Зинаида Павловна без всякой подсказки с Надеждиной стороны вспомнила, что у
хирурга, что оперировал Сталину, был такой же тик. Теперь, если узнать фамилию
того хирурга и если эта фамилия совпадет хотя бы у двух убитых женщин, то можно
этого человека арестовывать, а там уж милиция пускай разбирается, ищет
доказательства и все такое прочее…
Майю вызовут для опознания.
Сергей может ведь просто прийти к начальнику хирургического
отделения в больнице Святого Георгия, описать того человека и спросить фамилию.
Надежда подняла трубку городского телефона, потом подумала
немного и попросилась позвонить в кабинет к начальнику, благо он как раз
выходил. Ни к чему разговаривать о таких деликатных вещах в комнате, набитой
народом. Но ее предосторожности оказались излишни, потому что капитана Гусева
не было на месте, и, судя по всему, сказала девушка, отвечающая на телефонные
звонки, не будет до вечера. Понятно, пошел рыскать по больничным архивам.
Значит, сегодня он на работу не придет.
И Надежда сможет встретиться с ним и поговорить только
вечером, поздно вечером, потому что Сергей стал приходить домой очень поздно,
не иначе как завелась у него какая-то девушка.
А если тот, «маньяк с розой», решит, что убийства надо
прекратить, и исчезнет, как Анна Давыдовна Соркина? Ведь использовал же маньяк
уже четыре ножа лазерной заточки, и не его вина, что ему помешали использовать
пятый. То есть как в анекдоте, возможны два варианта: либо он угомонится и, как
выражались в старых детективах, ляжет на дно, либо решит завершить эксперимент
и убьет пятую женщину. И хотя можно смело предположить, что пятая жертва
окажется такой же стервой, как и предыдущие четыре, но все же убивать нехорошо,
это уголовно наказуемое деяние, и ее, Надеждин, долг, как всякого
законопослушного гражданина, предотвратить убийство, во всяком случае,
попытаться.
Таким образом, успешно уговорив себя, что без нее, Надежды,
милиция никогда не справится с поимкой опасного преступника, и, стараясь не
думать о том, как бы отреагировал на то, что она собирается сделать, муж Сан
Саныч, Надежда скоренько собралась, протараторила начальнику о каких-то срочных
делах и отправилась в больницу Святого Георгия, бывшую Карла Маркса.
* * *
Надежда вошла в просторный, отделанный полированным гранитом
вестибюль. За стеклянной перегородкой томилось несколько медсестер с
телефонными трубками, жизнерадостная старуха планомерно двигалась из угла в
угол, скользя по гранитному полу яркой синтетической шваброй, стайки
хорошеньких практиканток в белоснежных халатиках, хрустящих, как обертка от
мороженого, проносились через холл по непредсказуемым траекториям.
Надежда огляделась и подошла к окошечку с надписью
«Справочное». Полная крашеная блондинка в белом халате гнусавым голосом тянула
в телефон:
— Да-а… Я ему так и сказа-ала… А он мне ничего не
отве-етил.., ну да-а… И так каждый де-ень…
Надежда деликатно кашлянула:
— Простите, могу я…
Блондинка нехотя повернула голову со сложной прической.
«Парик! — мелькнуло у Надежды в голове. — Или
шиньон».
Взглянув на блондинку повнимательнее, Надежда заметила густо
подведенные глаза, выщипанные в ниточку брови, веснушчатую дряблую кожу на
лице. И поскольку дама в справочном опять отвернулась и сосредоточилась на
телефонной трубке, Надежда наклонилась, сунула голову в окошечко и довольно
громко произнесла:
— Могу я получить справку?
Блондинка повернулась к ней всем телом. При ближайшем
рассмотрении, не через стекло, ей можно было дать лет пятьдесят.
«Точно, парик, — подумала Надежда, — вряд ли в
таком возрасте можно сохранить свои хорошие волосы».
Дама в справочном подняла на нее возмущенный взгляд и
пробасила:
— Вы что, больная, не видите, что я занята? — и
продолжила в трубку:
— Да неет… Это та-ак, тут одна больна-ая… Ну лаадно, я
тебе попо-озже перезвоню…
Повесив трубку, она взглянула на Надежду глазами измученного
непосильной работой человека и спросила:
— Ну что у вас, больная?
— .Я не больная, — строго ответила Надежда, —
я хотела только…
— А если вы не больная, то что вы делаете в больнице?
Надежда несколько растерялась от такого стремительного
хамства и пробормотала:
— Я хотела только узнать имя врача…
— Мы справок не даем! — отрезала медсестра.
Надежда взяла себя в руки и ринулась в атаку:
— Как это — справок не даете? — возмущенно
заговорила она на повышенных тонах. — У вас над окошечком написано —
справочное, а вы — справок не даете?
— Имя врача — это справка личного характера! Мало ли,
для чего вам это нужно!
Несколько ошарашенная своеобразной логикой полной блондинки,
Надежда отошла от окошечка. Конечно, можно было бы мобилизоваться и устроить
грандиозный скандал, ибо, если ее, Надежду, как следует разозлить, она может
ненадолго забыть, что она интеллигентная женщина с высшим образованием, и
показать этой корове из справочного, где раки зимуют. Но специфика ситуации в
том, что дело-то ее конфиденциальное, поэтому скандалить и привлекать к себе
внимание в данном случае неумно и просто-таки даже опасно.
Надежда осторожно скосила глаза на справочное. Блондинка,
нахохлившись, следила за ней немигающим взглядом, как удав за кроликом. В это
время у нее на столе зазвонил телефон, она отвернулась от Надежды и загнусила в
трубку:
— Да-а… Это я-а…
— А на каком отделении лежала-то? — раздался вдруг
рядом с Надеждой заинтересованный голос.
— Что? — Надежда повернулась и увидела, что рядом
с ней стоит, опираясь на свою яркую швабру, старуха-уборщица.
— В каком отделении лежала-то, милая?