–
Вот как?
–
Да. Временами мне кажется, что вы человек на редкость разборчивый в средствах.
–
Жаль, что приходится вас разочаровывать.
–
А мне жаль, что я завел этот бестактный разговор.
–
Сэм, – мягко сказал Аллейн, – одно из отличий полицейской службы от всякой
иной, включая и “возвышенное служение”, состоит в том, что мы сами стираем
грязное белье, вместо того, чтобы сбывать его во вторые и третьи руки.
Мистер
Уипплстоун порозовел.
–
Я это заслужил, – сказал он.
–
Нет, не заслужили. Это была напыщенная и неуместная тирада.
Люси
Локетт, омывавшаяся с тщательностью педантичного доктора, произнесла одно из
своих двусмысленных замечаний и запрыгнула Аллейну на колени.
–
Ну-ну, милочка, – сказал он, почесывая ее за ухом, – порядочной девушке такое
поведение не к лицу.
–
Вы даже не понимаете, – произнес мистер Уипплстоун, – какую честь она вам оказала.
Вы единственный, кто ее удостоился.
Аллейн
передал ему кошку и встал.
–
Так или иначе, – сказал он, – а нужно с этим разделаться. Она наверху, не
знаете?
–
По-моему, наверху.
–
Надеюсь, это не займет много времени.
–
Если я... если я смогу чем-то помочь...
–
Я дам вам знать, – сказал Аллейн.
Он
поднялся наверх и стукнул в дверь. Открыв ее и увидев Аллейна, миссис Чабб
повела себя в точности так же, как при его прошлом визите. Она замерла, прижав
пальцы к губам. Когда он попросил разрешения войти, она отступила в сторону,
испуганно и неохотно. Войдя, он снова первым делом увидел на стене большую
фотографию румяной девушки. Даже медальона, как и в прошлый раз, на месте не
было. Возможно, Чабб носит его на шее, подумал Аллейн.
–
Миссис Чабб, – сказал он, – я не задержу вас надолго и надеюсь, то, что я
скажу, не очень вас напугает. Пожалуйста, присядьте.
Как
и в прошлый раз, она почти упала в кресло, не сводя с Аллейна взгляда. Он взял
стул, сел и наклонился к ней.
–
С нашей вчерашней встречи, – сказал он, – мы очень многое узнали об ужасном
происшествии в посольстве и о людях, так или иначе к нему причастных. Я хочу
рассказать вам о роли вашего мужа в этих событиях – какой она мне
представляется.
Она
пошевелила губами, словно собираясь сказать: “Он не имеет никакого...”, – но
так ничего и не сказала.
–
От вас мне требуется только одно – чтобы вы выслушали меня, а затем сказали,
прав ли я, или прав лишь отчасти, или целиком и полностью заблуждаюсь. Заставить
вас говорить я не могу, но очень рассчитываю на то, что вы сами мне все скажете.
С
минуту помолчав, он продолжил:
–
Итак. Дело обстоит следующим образом. Я считаю, что ваш муж, входящий в кружок
людей, о которых мы с вами вчера говорили, согласился принять участие в задуманном
ими покушении на президента Нгомбваны. Думаю, его согласие обусловила питаемая
им ненависть к чернокожим вообще и к нгомбванцам в особенности, – Аллейн на миг
перевел взгляд на улыбающуюся с фотографии девушку. – Изначально эту ненависть
породила случившаяся с вами трагедия, а за последние пять лет она лишь стала
острее и глубже.
План
покушения был составлен, когда выяснилось, что ваш муж будет одним из лакеев,
прислуживающих в шатре. От своих нанимателей он получил детальное описание
обязанностей, которые ему предстояло выполнять. Еще более подробную информацию
эти люди получили от их агента в посольстве. На этой информации и основывались
полученные Чаббом указания. Он когда-то служил в частях командос, что делало
его тем более подходящим для выполнения полученного им задания. А задание это
сводилось в следующему: после того, как в парке и в шатре погаснет свет, а в
доме раздастся выстрел, Чабб должен был разоружить и вывести из строя
копьеносца, стоявшего за спиной Президента, вскочить на стул и оказавшимся в
его руках копьем убить Президента.
Миссис
Чабб мерно качала головой из стороны в сторону, бессмысленно поводя туда-сюда
руками.
–
Нет? – спросил Аллейн. – Я ошибаюсь? Вы ничего об этом не знали? Ни до, ни
после? Но вы ведь знали, что у них возник какой-то замысел, не правда ли? И вы
испугались? И потом, когда все уже случилось, вы знали – что-то пошло не так,
как было задумано? Верно?
Она
прошептала:
–
Он не... Он этого не сделал.
–
Нет. Ему повезло. Он был... то, что должно было случиться с охранником, случилось
с ним самим. Второй лакей попросту вывел его из строя. И то, что произошло
после этого, с Чаббом никак не связано.
–
Вы не можете ему повредить. Не можете тронуть его.
–
Потому-то я и пришел, чтобы поговорить с вами, миссис Чабб. Строго говоря, мы
имеем полную возможность предъявить ему обвинение относительно участия в
заговоре, а именно – в осуществлении замысла, имевшего целью как минимум нанесение
телесных повреждений. Однако нас заботит не заговор, а убийство. Если ваш муж
порвет с этими людьми, – а они дурные люди, миссис Чабб, действительно дурные,
– и без утайки ответит мне на вопросы, основанные на том, что я вам сейчас
рассказал, – полиция, я думаю, не станет предъявлять ему обвинений в попытке
убийства или соучастии в заговоре. Не знаю, насколько вы мне верите, но прошу
вас, и прошу со всей серьезностью, если вы имеете на него хоть какое-то
влияние, заставьте его порвать с ними, не ходить больше на их встречи, и самое
главное – не участвовать в действиях, направленных против кого бы то ни было,
нгомбванцев, белых, кого угодно. Скажите ему, чтобы он бросил все это, миссис
Чабб. Скажите, чтобы бросил немедленно. И чтобы он не наделал при этом
каких-либо глупостей, не поднял, расставаясь с ними, лишнего шума. Это было бы
хуже всего.
Он
уже начал думать, что не добьется от нее никакого ответа, но тут миссис Чабб
сморщилась и залилась слезами. Поначалу было практически невозможно понять, что
она пытается сказать. Слова слетали с ее губ по частям, вперемешку с рыданиями.
Однако в конце концов они стали складываться в относительно осмысленные фразы.
Она говорила, что для Чабба случившееся пять лет назад случилось словно бы
вчера. Несколько раз она повторила, что он “так и не свыкся с этим”, что “он
все время молчит, но она-то знает”. Что они никогда не говорили об этом, даже в
годовщины несчастья – дни, которые были ужасными для них обоих. Что стоит ей
самой увидеть чернокожего, как на нее “что-то находит”, а уж Чабб-то, как понял
ее Аллейн, питает к ним непримиримое отвращение, считает их зверьми. У него уже
были из-за этого неприятности. По временам он ведет себя очень странно,
особенно когда его мучает головная боль. Доктор велел ему принимать какое-то
лекарство.
–
То самое, за которым он пошел сегодня в аптеку?
Да,
сказала она и добавила, что “эти его друзья” с самого начала были ей не по
душе.