История величия и падения Цезаря Бирото - читать онлайн книгу. Автор: Оноре де Бальзак cтр.№ 44

— У него помутилось в голове, — сказал он с жестом, которым обычно показывают, что человек тронулся, — придется, вероятно, пустить ему кровь или поставить пиявки.

— Этого следовало ожидать, — сказала Констанс, бесконечно далекая от мысли о разорении, — он не принимал в начале зимы прописанной ему микстуры, а два последних месяца работал как каторжный, словно ему нужно было заработать на кусок хлеба.

Упросив Цезаря лечь в постель, жена и дочь послали за стариком Одри, врачом, лечившим Бирото. Одри напоминал мольеровских лекарей: опытный врач и любитель старинных рецептов, он пичкал своих больных всякими снадобьями не хуже любого знахаря. Он явился и, ограничившись наружным осмотром Цезаря, предписал поставить ему немедленно горчичники к подошвам ног: он нашел признаки кровоизлияния в мозг.

— Чем же это могло быть вызвано? — спросила Констанс.

— Сырой погодой, — ответил доктор, которому Цезарина успела шепнуть несколько слов.

Врачам нередко приходится изрекать заведомые глупости, чтобы спасти жизнь или честь окружающих больного здоровых людей. Старый врач, много на своем веку повидавший, понял все с полуслова. Цезарина вышла за ним на лестницу спросить о режиме для больного.

— Тишина и покой, — ответил врач, — а потом, когда голове станет легче, попытаемся дать ему что-нибудь укрепляющее.

Госпожа Бирото провела двое суток у изголовья мужа, который, казалось ей, часто бредил. Его поместили в нарядной голубой спальне жены, и, глядя на драпировки, мебель, на всю дорого стоившую роскошь, Бирото бормотал какие-то непонятные Констанс слова.

— Он помешался, — сказала она дочери, когда Цезарь, приподнявшись на своем ложе, стал торжественным голосом повторять отрывки из параграфов торгового устава.

— «Если траты признаны чрезмерными!..» Снимите драпировки!

После трех ужасных дней, когда боялись за рассудок Цезаря, здоровый организм туренского крестьянина взял верх — в голове у Бирото прояснилось; врач предписал ему сердечные средства и усиленное питание. Однажды, выпив чашку крепкого кофе, Бирото ощутил прилив бодрости и почувствовал себя здоровым. Тогда слегла Констанс.

— Бедняжка! — сказал Цезарь, видя, что она заснула.

— Мужайтесь, папа! Вы такой выдающийся человек, вы, конечно, справитесь с бедой. Все уладится. Ансельм вам поможет.

Слова эти были сказаны таким нежным голосом, Цезарина вложила в них столько любви, сделавшей их еще проникновенней, что они могли бы вернуть мужество самому удрученному человеку, — так спетая матерью колыбельная песня убаюкивает ребенка, у которого режутся зубки.

— Да, дочь моя, я буду бороться; но никому об этом ни слова — ни Попино, хоть он и любит нас, ни дяде Пильеро. Я первым долгом напишу брату; он, кажется, каноник, викарий собора и, верно, ничего не тратит, у него должны водиться деньги. Откладывая хотя бы по тысяче экю в год, он вполне мог скопить за двадцать лет до ста тысяч франков. В провинции священники пользуются большим влиянием.

Цезарина принесла отцу маленький столик; торопясь подать ему все необходимое для письма, она захватила также и оставшиеся приглашения на бал, отпечатанные на розовой бумаге.

— Сожги все это! — крикнул купец. — Только дьявол мог внушить мне мысль дать этот бал. Если не удастся избегнуть катастрофы, все будут считать, что я плут. Да, да, сожги! Без возражений!

Письмо Цезаря Франсуа Бирото

«Дорогой брат!

У меня сейчас такие тяжелые деловые затруднения, что я умоляю тебя прислать мне все деньги, какими ты можешь располагать, даже если бы тебе пришлось их занять для этого.

Твой Цезарь.

Твоя племянница Цезарина, — я пишу это письмо в ее присутствии, пользуясь тем, что моя бедная жена уснула, — просит передать тебе привет и нежно тебя целует».

Эта приписка сделана была по просьбе Цезарины, которая отнесла письмо Раге.

— Отец, — сказала она, вернувшись, — здесь господин Леба, он хочет поговорить с вами.

— Господин Леба! — испуганно воскликнул Цезарь, словно, разорившись, он стал преступником. — Судья!

— Дорогой господин Бирото, я принимаю в вас слишком горячее участие, — сказал, входя, богатый суконщик, — мы так давно знаем друг друга, вместе были избраны первый раз в судьи, я не могу не предупредить вас, что у некоего ростовщика Бидо, по прозвищу Жигонне, имеются ваши векселя, переданные ему банкирским домом Клапарона без поручительства. Эти два слова — не только оскорбление, это — смерть вашему кредиту.

— Господин Клапарон желает вас видеть, — доложил вошедший Селестен, — может ли он к вам подняться?

— Сейчас мы узнаем, чем было вызвано это оскорбление, — сказал Леба.

— Сударь, — обратился парфюмер к вошедшему Клапарону, — это господин Леба, член коммерческого суда и мой друг...

— Ах, сударь, вы, стало быть, господин Леба, — перебил Клапарон, — господин Леба из коммерческого суда, господин Леба, к которому хорошо бы попасть на хлеба, есть ведь столько Леба...

— Он видел векселя, которые я вам выдал, — перебивая болтуна, продолжал Бирото, — вы уверяли, что они не будут пущены в обращение, а он их видел с надписью: «без поручительства».

— Ну что ж, — сказал Клапарон, — они действительно не будут пущены в обращение. Они находятся в руках человека, с которым мы вместе ведем множество дел, — у папаши Бидо. Потому-то я и сделал надпись «без поручительства». Если бы векселя должны были быть пущены в обращение, вы бы сделали на них обыкновенную бланковую надпись. Господин судья поймет мое положение. Что такое эти векселя? Цена недвижимости. Кем эта недвижимость должна быть оплачена? Бирото. Почему же вы хотите, чтобы я поручился за Бирото своей подписью? Каждый из нас должен внести свою долю. Так разве недостаточно нашего общего обязательства перед продавцами? Я придерживаюсь незыблемого коммерческого правила: не предоставлю без надобности своего поручительства, как не выдам расписки на не полученную еще сумму. Нужно все предусматривать. Кто даст свою подпись, — платит. А я не хочу быть вынужденным платить трижды.

— Трижды? — воскликнул Цезарь.

— Да, сударь, — ответил Клапарон. — Я поручился уже за Бирото перед продавцами участков, зачем же я буду еще ручаться за него и перед банкиром? Положение у нас сейчас не из легких, Роген увез у меня сто тысяч франков. Моя доля земельных участков обойдется мне таким образом уже не в четыреста, а в пятьсот тысяч франков. Роген увез также двести сорок тысяч франков Бирото. Что бы вы сделали, господин Леба, оказавшись в моем положении? Поставьте себя на мое место. Я имею честь быть вам известным не более, чем мне известен господин Бирото. Слушайте же внимательно. Мы с вами участвуем в деле на половинных началах; вы — вносите вашу долю наличными деньгами; я рассчитываюсь за свою — векселями; векселя эти я предлагаю вам; а вы — исключительно из любезности — беретесь обратить их в деньги. И вот вы узнаете, что банкир Клапарон — человек богатый, уважаемый, наделенный, скажем, всеми добродетелями на свете, что этот достойный Клапарон обанкротился и должен шесть миллионов франков. Согласитесь ли вы в этот самый момент поставить свою подпись на моих обязательствах? Да ведь это было бы безумием! Так вот, господин Леба, Бирото находится в таком именно положении, в какое я предположительно поставил Клапарона. Разве вам не ясно, что помимо уплаты своей доли за участки я, если поручусь за Бирото, вынужден буду уплатить еще и его долг в пределах суммы, на которую им выданы векселя, не получив при этом...