После завтрака мы вчетвером вышли на крохотную терраску
покурить.
И столкнулись с Дружиниными.
— Ты уже поела? — спросила Лариса, а Андрей хмуро
кивнул. — Тогда подожди меня, ладно? Я быстро.
* * *
Мы вышли на улицу Бен-Йегуды. И не спеша пошли по тенистой
стороне, прилипая к витринам.
— Ты за границей часто бываешь? — спросила Лариса.
— Довольно часто, по работе приходится.
— Я тоже часто. Обожаю по магазинчикам прошвырнуться, в
Москве некогда. Я тут уже была в позапрошлом году и помню как раз на этой улице
одну лавчонку, даже не лавчонку, а заныр, там старуха торговала, недалеко. Я у
нее тогда старинные бирюзовые серьги буквально за копейки купила.
— А браслеты у нее были?
— Какие?
— Понимаешь, мне кажется, к такой прическе нужны всякие
тяжелые серебряные браслеты, чем больше, тем лучше.
Она смерила меня оценивающим взглядом и улыбнулась:
— Сечешь! Ой, вот эта лавка! Точно. Но тут закрыто!
— Наверное, еще рано, — предположила я.
— Может быть. Ладно, на обратном пути зайдем.
— Ларис, а ты в каком театре?
— Сейчас ни в каком. Раньше с Андрюшкой вместе играли,
потом меня пригласили в один мюзикл. Там у меня пошло, но сборы были неважные,
и мюзикл накрылся. А обратно в театр не берут. Но мне не больно и надо, все
равно я там почти ничего не играла, так, при Андрюшке.., а я хочу сама,
понимаешь?
— Вполне.
— А ты теперь работу бросишь или уже бросила?
— Боже упаси! Это так, авантюра в отпуске. Я даже
внешность изменила. Чтоб не узнал кто-нибудь. Иначе меня турнут.
— Ты замужем?
— Нет, в разводе. Но у меня дочке двенадцать лет и…
— Послушай, Полина…
— Лар, я не Полина, я Бронислава. Полина — это моя
дочка.
— Да? А на фига ты псевдоним взяла? Тоже для
конспирации, что ли?
— Конечно!
— Ну ты даешь! Слушай, а мужик у тебя есть?
— Есть!
— Он в курсе?
— Нет. Он не поймет.
— Да они все ничего никогда не понимают, козлы. Да,
кстати, я…
Она не успела закончить фразу. К ней кинулся высокий,
широкоплечий мужчина в белых брюках и белом пуловере на голое тело. Лицо его
показалось мне знакомым. Они обнялись.
— Ларчик, какими судьбами? — восклицал он, излишне
крепко, на мой взгляд, прижимая ее к себе. — Вкалываешь или отдыхаешь?
— Вкалываю, — вздохнула она. — Вот познакомься,
Сергуня, это моя подруга Броня.
— Шолом! — почему-то сказал он, глядя на меня с
высоты своего гренадерского роста. — Манишма?
— Что? — обалдела я.
— А вы что, иврита не знаете?
— Извините, нет.
Лариса согнулась пополам от хохота:
— Ты решил, что она местная?
— Честно говоря, да. Я тут уже две недели и немножко
наблатыкался на иврите.
— А я еще не наблатыкалась! — заявила я.
— А вы кто?
— В каком смысле?
— Броня — певица. Классная. Приходи к нам на спектакль,
оценишь.
У меня внутри все растаяло. Про меня говорят, что я певица!
Классная! Причем Лариса ведь и сама поет… Да она просто отличная баба! Что бы
там ни говорил Венька. Он, наверное, подкатывался к ней и получил по носу. Вот
и выдумывает невесть что… Или у них что-то было? Впрочем, какая разница.
— Не уверен, что смогу, мы и сами почти каждый вечер
играем! А твой-то красавец тоже тут?
— Конечно.
— Жалко.
— Сергунь!
— Да я пошутил! Ларчик, а можно тебя на два слова,
извините, девушка!
Он отвел ее в сторонку и стал что-то нашептывать.
— Броня, извини, — подошла ко мне Лариса. —
Слушай, у меня к тебе просьба.
— Да.
— Не надо говорить Андрею, что я.., ну что мы встретили
его, ладно?
— Хорошо, — пожала я плечами. Ее Андрею и захочешь
что-то сказать, так сто раз подумаешь.
— Он ревнивый как… А с Серегой у меня еще до Андрея
было… Словом, сама понимаешь.
— Без проблем!
Мы еще побродили и вернулись к той же ювелирной лавчонке.
Она по-прежнему была закрыта.
— Облом! — вздохнула Лариса. — Скорее всего,
старушка отдала богу душу, а замены не нашлось. Знаешь, тут многое
переменилось. На набережной у фонтана было отличное кафе. А теперь нету.
Разорились, наверное, кризис у них.
— А я слышала вчера, Оскар говорил, что кризис уже
кончился.
— Правда? Я пока не заметила, но дай им Бог, как
говорится.
* * *
Мы сыграли уже четыре спектакля, и наутро я проснулась с
ощущением счастья, которое тут же скукожилось. Вот те на! Моря практически не
видно из-за густой, желтоватой дымки. Из окна веет горячим паром. Хамсин! Нам
его предрекали с первого дня, а его все не было. Я закрыла окно, включила
кондиционер. Зазвонил телефон.
— Буська, зайди ко мне, я умираю! — прошелестел
Венька.
— Что? — испугалась я.
— Хамсин, черт бы его взял! Зайди, прошу!
Вид у него был несчастный. Хотелось пожалеть, приласкать, но
как-то не верилось, что у еще молодого, полного сил мужика может быть такая
реакция на погодные неурядицы.
— Что с тобой?
— Голова раскалывается, и сердце давит.
— Врача вызвать?
— Нет, что ты… Просто, Бусечка, будь другом, сделай мне
массаж, помнишь, ты делала года два назад. Виски и шею… Мне так тогда помогло!
Он смотрел на меня умоляющими, несчастными глазами.
— Так и быть, хотя не понимаю, почему ты не попросил
свою даму.
— Какую даму? О чем ты?
— Да вот… — Я подняла с полу довольно безвкусную
заколку для волос. — А в ванной бутылка из-под водки. Следы ночного
гульбища налицо. Тебе опохмелиться надо!
— Думаешь? — простонал он.
— Уверена… И хамсин тут ни при чем.
— А массаж?
— Перетопчешься.
— Тогда дай чего-нибудь выпить.
— Где я тебе возьму?
— Бусечка, помоги!