Беатриса - читать онлайн книгу. Автор: Оноре де Бальзак cтр.№ 71

— Говорить со мной о жене чуть ли не на другой же день после моего падения!.. Скажите уж прямо, что она перл добродетели! Я знаю, что она находит вас прекрасным, она без ума от вас! Вот это-то и есть греховная любовь! А я, я люблю вашу душу, ибо, знайте, мой друг, вы просто уродливы. Любой итальянский пастух красивее вас...

И начала...

Быть может, читатель удивится подобным приемам, но Беатриса сознательно прибегала к ним. При третьем своем воплощении (ибо с каждой новой страстью женщина становится иной) Беатриса уже не имела себе равных по части уловок — слово, наиболее точно определяющее долгий опыт, который дают женщине любовные приключения. Маркиза де Рошфид умела видеть себя в зеркале. Умные женщины никогда не заблуждаются относительно перемен в своей внешности; они знают наперечет все морщины; они замечают, как возле глаз образуются «гусиные лапки», видят, как блекнет кожа, — они знают себя наизусть, и самые их усилия сохранить молодость выдают их страх перед надвигающейся старостью. Таким образом, вступая в борьбу с молодой и блестящей женщиной, желая одерживать над ней по шести побед на неделе, Беатриса вынуждена была черпать свои соблазны в искусстве куртизанок. Не признаваясь даже себе в своих черных замыслах, готовая в страстном влечении к Каллисту пустить в ход самые сомнительные средства, Беатриса решила уверить барона, что он некрасив, неуклюж, уродлив, что ей он противен, — наилучшая система в отношении мужчин-завоевателей. Преодолеть искусно разыгрываемое презрение женщины — да ведь это значит ежедневно одерживать над ней победу, равную победе первого свидания. Больше того — это лесть, скрытая под маской ненависти и в ней черпающая красоту и правду, свойственные всем метаморфозам, которые создавались вдохновенными и безвестными поэтами. Ведь мужчина решает тогда: «Я неотразим», — или: «Я умею любить, раз я победил ее отвращение». Если вы отрицаете полезность этого метода, применяемого обольстительницами и куртизанками всех слоев общества, чем же в таком случае объясните вы страдания тех мужчин, которые годами пытаются побороть равнодушие своих избранниц, ищут разгадки каких-то особых тайн, словно существует наука завоевания взаимности.

Беатриса удвоила презрение, которым она пользовалась как своего рода моральным оружием, и непрерывно сравнивала свой поэтический, уютный уголок с особняком дю Геников. Каждая покинутая женщина в той или иной мере опускается и в отчаянии забрасывает свой дом. Предвидя это, г-жа де Рошфид исподтишка повела атаку на блеск Сен-Жерменского предместья, на всю эту глупую, как она говорила, роскошь. Сначала Беатриса заставила Каллиста поклясться в ненависти к жене, которая, как она уверяла, просто разыграла комедию, а на самом деле вовсе и не болела. Затем состоялась трогательная сцена примирения. Маркиза жеманилась и ластилась к Каллисту среди восхитительных цветов — целый зимний сад в гостиной! Беатриса была мастерица по части всяких модных пустячков, ухищрений, нарядов и манер — она даже злоупотребляла всем этим. Оставленная своим композитором, маркиза чувствовала на себе презрение света, и теперь она жаждала славы любой ценой, хотя бы даже ценой распутства. Несчастье молодой супруги, прекрасной, богатой Сабины де Гранлье, должно было послужить ей пьедесталом.

Когда женщина кончает кормить ребенка, она возвращается к привычной жизни и к обществу во всей своей женской прелести. Период материнства молодит даже женщину, перешагнувшую за тридцать, а молодые приобретают какую-то особую, весеннюю нарядность, живость, веселье, некое brio, если позволительно применить к физическим качествам то выражение, которым итальянцы обозначают блеск ума. Сабина пыталась вернуть прелестную пору медового месяца, но Каллист стал другим. Да и бедняжка Сабина не могла уже отдаться полностью супружескому счастью. Она не переставала наблюдать даже в минуты блаженства. Она искала запах роковых духов и обнаруживала его. Она решила не говорить больше откровенно ни с матерью, ни с подругой, которые из милосердия обманули ее в тот раз. Ей нужна была уверенность, и подозрения ее вскоре подтвердились. Уверенность всегда явится в свой час, — она как солнце: рано или поздно приходится опускать штору. В своей любви мы напоминаем дровосека в басне, который призывал Смерть; в конце концов мы начинаем молить жестокую Достоверность, чтобы она ослепила нас.

Как-то утром, недели через две после первого приступа болезни, Сабина получила нижеследующее ужасное письмо:

Баронессе дю Геник

«Геранда.

Дорогая дочка, мы с моей невесткой Зефириной ломаем себе голову — о каком туалете Вы говорите в своем письме; я запрашиваю об этом Каллиста и прошу Вас, не обижайтесь на нашу неосведомленность. Надеюсь, Вы не сомневаетесь в нашей любви. Мы копим для Вас деньги. Благодаря советам мадемуазель де Пеноэль относительно управления Вашим имуществом, через несколько лет Вы будете владеть значительным состоянием, причем мы не трогаем наличного капитала.

Дорогая Сабина, я Вас люблю не меньше, чем если бы сама выносила и выкормила Вас, и Ваше письмо удивило меня своей краткостью; особенно же беспокоит Ваше молчание о нашем малютке, обожаемом Каллисте; Вы ничего не написали мне и о большом Каллисте. Я знаю, он счастлив, но...» и т. д.

Сабина написала поперек этого письма: «Благородная Бретань! Ложь там — исключение!..» — и положила листок на письменный стол мужа. Каллист нашел письмо и прочел. Узнав почерк Сабины, он бросил бумагу в огонь, решив сделать вид, что ничего не получал. Целую неделю Сабина прожила в тоске, ведомой только неземным или одиноким душам, которых никогда не касался своим крылом демон зла. Молчание мужа напугало Сабину.

«Я ему докучаю, я оскорбляю его! И это называется заботливая супруга... Моя добродетель стала злобной, я унижаю свой кумир!» — думала она.

Эти мысли терзали ее. Ей уже хотелось вымолить прощение за свою вину, но все же Достоверность поспешила доставить Сабине новые доказательства.

Дерзкая и не останавливающаяся ни перед чем Беатриса прислала как-то Каллисту письмо прямо на дом; записка попала в руки г-жи дю Геник; она подала мужу нераспечатанный конверт и при этом сказала дрожащим голосом, чувствуя, что у нее разрывается от боли сердце:

— Друг мой, тебе опять письмо из Жокей-клуба... я узнала духи и бумагу.

На сей раз Каллист покраснел и спрятал письмо в карман.

— Почему же ты его не прочтешь?

— Я знаю, о чем оно!

Молодая женщина молча опустилась в кресло. Ее не лихорадило, она не плакала, но ее охватил безумный гнев: слабые создания в такие минуты мечтают о преступлении, и в их руке ненароком оказывается мышьяк, — для себя или для соперницы... Принесли крошку Каллиста, матери хотелось его понянчить. Ребенок, которого она недавно перестала кормить, стал искать сквозь платье грудь.

— Он-то помнит! — прошептала она.

Каллист прошел в кабинет и там распечатал письмо. Сабина залилась слезами, — так плачут женщины, только когда остаются одни. Горе, так же как и наслаждение, имеет свои законы. Первый приступ отчаяния, который чуть не погубил Сабину, не повторился, как не повторяется первая весенняя гроза. Это западня для сердца, позже сердце уже не застать врасплох, тяжкое состояние подавленности уже пережито, нервы окрепли, и душевные силы напряжены для стойкого сопротивления. И Сабина, уверившись в измене мужа, просидела, сама того не заметив, три часа возле камина с малюткой сыном на руках и очень удивилась, когда Гаслен, произведенный в лакеи, доложил ей, что кушать подано.