Сергей бросил на него мрачный взгляд и стал раскладывать
мясо по тарелкам.
* * *
Вернулся он вечером и застал Макара за ноутбуком – Илюшин
быстро открывал файлы один за другим, пару раз промелькнула новостная лента и
исчезла, сменившись чьим-то блогом, затем Макар свернул все окна и обернулся к
Сергею.
– Судя по времени, потраченному тобой на общение с бывшей
супругой, ты должен все досконально знать о ближайшем круге знакомых
Силотского.
– Почти так оно и есть. – Сергей прошел в кухню,
поставил чайник: во рту пересохло, очень хотелось пить. – Я с ними
общался.
– Что?
– Я с ними общался! – крикнул Бабкин, и в дверях тут же
появился Илюшин, заинтересованно уставившись на него.
– Рассказывай, – потребовал он. – И мне тоже
можешь чая с мятой заварить.
Сергей фыркнул, но подчинился. Развязывая мешочек с мятой,
привезенный Илюшину тетушкой Дарьей, он вспомнил тех двоих, что пришли к Ольге
«поддержать ее морально», по выражению одного из них.
– Трое, – сообщил он, заварив мяту и смородиновый лист
кипятком. – Их было трое.
– Хорошее начало, почти эпическое, – одобрил Илюшин.
– Не перебивай! Вечно ты меня перебиваешь... Дружили они со
школы – Ланселот, Крапивин и Швейцарец.
– Кто? Швейцарец?
– Семен Давыдович Швейцман. А Швейцарец – оттого, что с
детства мечтал уехать и жить в Швейцарии, отсюда и прозвище.
– Уехал?
– Нет, не уехал.
– Почему?
– Потому что со временем расхотел, – пояснил Сергей,
двумя часами ранее задавший этот же вопрос Семену Швейцману. – Решил, что
в страну своей мечты он может приезжать отдыхать, а бизнес лучше делать в
России.
– К тому же опасался разочарования, если переедет и
обнаружит, что манящее «далёко» вблизи окажется вовсе не столь прекрасным, как
грезилось... – добавил Макар, размышляя вслух. – А почему у второго
нет прозвища?
– Потому что он его не заслужил. Нет, прозвище-то у него
было, но в лицо его так больше не называют. «Пресноводное». Должен тебе
сказать, я понимаю, отчего Денису Крапивину дали такую кличку.
Перед мысленным взглядом Сергея встали друзья Ланселота –
маленький чернявый Швейцман, подвижный, эмоциональный, вносящий в любое действо
суматоху, и худощавый бледный Крапивин, с неизменно постным выражением лица,
одетый так, словно собрался на совет директоров крупной фирмы или на похороны
одного из членов того же совета.
– Ольга успела до их прихода рассказать, что Дениса
Ивановича они называют «Человек без фантазии». Он весь такой, знаешь,
выверенный до мельчайшей черточки, и говорит очень правильные вещи, но вовремя
останавливается. Если бы он проповедовал дольше, слушать его было бы
невозможно. Между прочим, довольно состоятелен – один из топ-менеджеров в
компании «Дорштейн».
– А Швейцман?
– Швейцарец, как он говорит, крутится в бизнесе. По словам
Ольги, он владелец крупного магазина музыкальных инструментов и подумывает о
том, чтобы открыть еще один. Семен Давыдович хотел приобрести у Ланселота его
дело и весь последний год уговаривал того продать ему «Броню». В общем-то,
Силотский был не против – по тем причинам, которые он нам с тобой приводил:
дело поставлено на накатанные рельсы, движется само по себе, заниматься им
нужно лишь в той мере, чтобы не дать съехать под откос, а для Дмитрия
Арсеньевича это было скучновато.
– Однако бизнес он все же не продал.
– Нет. Швейцман обхаживал его со всех сторон, крутился юлой,
но ничего не добился. Да, чуть не забыл: ты спрашивал, почему Ланселот выбрал
такое прозвище. Ничего неожиданного: начитался легенд о короле Артуре,
вообразил себя рыцарем Круглого стола. Крапивин вспомнил, что привязалась
кличка мгновенно, и между собой они Силотского иначе и не зовут.
Сергей снял закипевший чайник, разлил воду по чашкам, в
которых сразу всплыли засушенные листочки мяты, и по всей кухне протянулся
травяной мятный аромат. Илюшин скорчил физиономию, следя за его действиями, но
тетушка Бабкина внушила племяннику, что самая правильная мята заваривается
только в чашке и ни в коем случае не в чайнике, поэтому Макару приходилось
вручную вылавливать листочки.
– Я сегодня услышал одну необычную вещь, – продолжал
Сергей, закрывая обе чашки деревянной доской. – У Семена Швейцмана есть
жена, о которой он отзывается с нежностью и заботой. Так вот, эту жену сегодня
атаковали крысы.
Он замолчал, ожидая вопроса, но Макар задумчиво смотрел на
доску, использованную Бабкиным вместо крышки, и молчал.
– Какой-то подросток выпустил в лифт, в котором она стояла,
десяток крыс, а то и больше, – сказал Сергей, поняв, что вопроса не
будет. – Панически перепугал жену Швейцмана, потому что она страшно их
боится. То ли в детстве ее покусала дикая крыса, то ли с домашней не задалось...
Точно не скажу. Швейцман поначалу был уверен, что это проделки кого-то из
знакомых – тех, кто осведомлен о фобии его жены, но ответить на вопрос, зачем
им это понадобилось, не смог.
– А где находилась его жена в то время, когда ее заботливый
супруг делился подробностями происшествия? – спросил Макар.
– Осталась дома с подругой. При мне Семен звонил ей раз
пять, если не больше, и очень тревожился: как подействовало на нее
успокоительное, нет ли побочных эффектов. По-моему, бедная женщина чуть не умерла
от разрыва сердца, когда к ней в лифт выкинули целую крысиную армию.
Макар прищурился, глядя, как Бабкин поднимает запотевшую
доску, с которой сразу начали стекать прозрачно-желтые капли. Затем взял
ложечку, бесцельно побултыхал ею в чашке, не выловив ни одного листка, и
проговорил:
– Земмифобия, значит...
– Что такое земмифобия?
– Это, мой необразованный друг, как раз и есть паническая
боязнь крыс. Кстати, ты не сказал, куда они делись.
– Крысы? Этого никто не знает. Искать их, как ты понимаешь,
не стали – думаю, они спокойно разбежались по своим крысиным делам.
– А Швейцман не сказал, какие это были крысы? –
неожиданно спросил Илюшин.
– В каком смысле – «какие»?
– Я имею в виду, домашние или дикие, пасюки?
– Не знаю... – растерялся Сергей. – Это имеет
значение? А, постой! Кажется, Семен Давыдович упомянул, что крысы были белые...
– Значит, домашние, – констатировал Илюшин, продолжая
размешивать мятные листики. – Любопытно, любопытно...
– Что любопытного в том, что они домашние? И зачем ты
мешаешь чай, если он без сахара?
– А я создаю центробежную силу, которая размажет мяту по
стенкам. Тысячу раз говорил: заваривать чай нужно в чайнике, а не в чашке!