Шуаны, или Бретань в 1799 году - читать онлайн книгу. Автор: Оноре де Бальзак cтр.№ 61

— Domine, salvum fac regem [31] .

Священник запел эту молитву звучным голосом, все подхватили ее хором и дважды пропели с каким-то неистовством. В этом пении было что-то дикое и воинственное. Две ноты, падавшие на слово «regem», которое крестьяне легко поняли, прогремели так внушительно, что мадмуазель де Верней с невольным умилением перенеслась мыслями к изгнанной династии Бурбонов. Эти воспоминания пробудили в ней образы собственного ее прошлого. Память возродила празднества при дворе, рассеявшемся по другим странам, — те празднества, где она блистала. Среди этих мечтаний внезапно возник образ маркиза, и тогда Мари, позабыв о картине, развернувшейся перед ее глазами, с обычной для женщин изменчивостью мыслей вернулась к планам мести, ради которых она рисковала жизнью, но которые могли рухнуть от единого взгляда. Она пожелала быть прекрасной в эту самую решительную минуту своей жизни, вспомнила, что у нее нет никакого убора, чтобы украсить прическу для бала, и ее прельстила мысль обвить голову веткой остролиста, так как ей понравились прихотливо изогнутые листья и красные ягоды этого растения.

— Ого! Теперь мое ружье, может, и даст иной раз осечку по дичи, но уж по синим — нет!.. Никогда!.. — сказал Налей-Жбан, с довольным видом покачивая головой.

Мари более внимательно взглянула на своего проводника и нашла, что его лицо типично для всех тех, кого она тут видела. Мыслей у этого старика шуана, видимо, было не больше, чем у ребенка. Когда он смотрел на свое ружье, щеки и лоб у него морщились от наивного удовольствия, но религиозный фанатизм придавал радостному выражению оттенок жестокости, и на мгновение на лице этого дикаря проглянули пороки цивилизации.

Вскоре путники достигли деревни, то есть четырех-пяти домишек, подобных лачуге Налей-Жбана, и, когда мадмуазель де Верней уже заканчивала свой завтрак, состоявший из хлеба, масла и молока, в деревню прибыли и вновь завербованные шуаны. Этот беспорядочный отряд вел ректор, держа в руках грубый крест, превращенный в знамя, а вслед за ним молодой шуан, преисполненный гордости, нес церковную хоругвь своего прихода. Мадмуазель де Верней пришлось присоединиться к этому войску, ибо оно тоже направлялось в Сен-Джемс и, вполне естественно, стало ее защитой от всяких опасностей с той минуты, как Налей-Жбан, по счастью для нее, проговорился, сообщив предводителю отряда, что красавица, которой он служит проводником, — подружка Молодца.

К закату солнца путешественники добрались до Сен-Джемса, маленького городка, обязанного своим названием англичанам, которые построили его в XIV веке, в пору своего владычества в Бретани. У въезда в город мадмуазель де Верней увидела странную военную сцену, но не обратила на нее особого внимания, так как боялась, что кто-нибудь из врагов узнает ее, и спешила скорее въехать в городские ворота. В поле расположилось лагерем пять-шесть тысяч крестьян. Их одежда, похожая на одежду новобранцев, убежавших в лес у Пелерины, исключала всякую мысль о войне. Это шумное скопище людей скорее напоминало большую ярмарку. Надо было присмотреться, чтобы разглядеть, что эти бретонцы вооружены, ибо различно скроенные козьи шкуры почти скрывали их карабины и самым заметным оружием были косы, заменившие многим ружья, которые им должны были вскоре выдать. В этом сборище одни ели и пили, другие дрались или громко перебранивались, но большинство спало, растянувшись на земле. Тут ни в чем не было ни порядка, ни дисциплины. Внимание мадмуазель де Верней привлек офицер в красном мундире: она предположила, что он английской службы. Подальше два других офицера, видимо, пытались обучить несколько шуанов, более смышленых, чем другие, обращению с пушками; пушек было две, и, вероятно, они составляли всю артиллерию будущей роялистской армии. Появление молодцов из прихода Маринье, которых узнали по их хоругви, встречено было громким ревом. Благодаря сумятице, вызванной прибытием этого отряда и священников, мадмуазель де Верней благополучно пробралась через лагерь в город. Она доехала до гостиницы, весьма неказистой, но находившейся недалеко от того дома, где устраивали бал. В город нахлынуло столько народу, что с великим трудом ей удалось получить в этой гостинице тесную каморку. Когда она там расположилась, пришел Налей-Жбан и, передав Франсине картонку с бальным нарядом ее госпожи, застыл у порога в неописуемой позе ожидания и нерешительности. В другое время мадмуазель де Верней позабавило бы посмотреть, как ведет себя бретонский крестьянин, очутившись за пределами своего прихода, но тут она поспешила прервать его оцепенение и, вынув из кошелька четыре экю, подала их своему проводнику.

— Вот возьми, — сказала она Налей-Жбану, — и, если хочешь сделать мне одолжение, немедленно возвращайся в Фужер. Только не проходи через лагерь и не вздумай, пожалуйста, отведать сидра.

Шуан взял деньги и, удивленный такой щедростью, посматривал то на полученные четыре экю, то на мадмуазель де Верней, но она махнула рукой, и он исчез.

— Вы отослали его? Как это можно, мадмуазель? — воскликнула Франсина. — Разве вы не заметили, что город окружен? Как нам теперь выбраться из него? И кто нас защитит?

— А разве тут нет твоего защитника? — спросила мадмуазель де Верней и с лукавой насмешкой тихонько свистнула, подражая сигналу и повадкам Крадись-по-Земле.

Франсина покраснела и печально улыбнулась веселости своей госпожи.

— Да, но где же ваш защитник? — сказала она.

Мадмуазель де Верней выхватила кинжал, и бретонка, всплеснув руками, в испуге опустилась на стул.

— Зачем же вы приехали сюда, Мари? — воскликнула она молящим тоном, не требующим ответа.

Но мадмуазель де Верней уже сгибала сорванные ветки остролиста и говорила:

— Не знаю, право, хорош ли будет в волосах остролист? Но при таком свежем цвете лица, как у меня, можно позволить себе этот мрачный убор. Как ты думаешь, Франсина?

Еще несколько подобных фраз, брошенных этой необычайной девушкой в то время, как она совершала свой туалет, указывали на полнейшую ее беззаботность. Всякий, кто услышал бы ее, с трудом поверил бы, что для нее настала решающая минута, что она играла своей жизнью. Довольно короткое платье из индийского муслина, словно смоченное водой, обрисовывало изящные линии ее фигуры. Она надела поверх него красную накидку, и множество складок, постепенно удлиняясь к бедрам, легли красивым полукругом, как греческая туника. Пышная одежда языческих жриц скрадывала нескромный характер наряда, который мода той эпохи позволяла носить женщинам. Чтобы смягчить бесстыдство моды, Мари прикрыла газом свои белые плечи, слишком обнаженные низким вырезом туники. Она свернула узлом длинные косы, заколов их на затылке, и они обрисовали неправильный конус с закругленным концом, искусственно удлиняя линии головы и придавая им особую грацию, как у некоторых античных статуй; несколько прядей выбивались завитками надо лбом и обрамляли щеки длинными блестящими локонами. В такой одежде, с такой прической Мари поражала сходством с прославленными шедеврами античной скульптуры. Она улыбкой одобрила свою прическу, ибо все эти ухищрения выделяли красоту ее лица, и, надев на голову венок из остролиста, с удовольствием заметила, что его красные ягоды удачно гармонируют с цветом туники. Загнув некоторые листочки так, чтобы видны были прихотливые контрасты в окраске верхней и нижней стороны, мадмуазель де Верней оглядела в зеркало весь свой наряд, желая оценить его эффект.