— Убедили, — кивнула она. — Где находится ваш ресторан?
— В пятидесяти метрах от нас, — показал Дронго, — они здесь повсюду.
Уже через несколько минут они сидели за дубовым столиком и просматривали меню на русском языке.
— Здесь такие порции, — заметила Лакшина, когда их соседям принесли огромные блюда с мясом и крупной отварной картофелиной, которая была разрезана пополам и заполнена сметанным соусом.
— Ничего, — успокоил ее Дронго, — заказывайте то, что вы считаете нужным.
Примерно в это время в кабинет комиссара Реннера позвонил его коллега из Варшавы — пан Осталовский. Он сообщил невероятную новость: Мариуш и Кристина Скавроньские потеряли свои документы более трех месяцев назад. Они были жителями небольшого села под Вроцлавом и до сих пор не заявляли о пропаже документов. Пан Осталовский категорически заявил, что эта пара не могла быть ни в Москве, ни в поезде, следующем на Берлин. Оба супруга всю последнюю неделю находились в своем доме и никуда не выезжали.
— Это они, — сказал комиссар, обращаясь к Виммеру, — наш эксперт был абсолютно прав. Именно с этими чужими паспортами убийцы сейчас находятся в нашей стране. Необходимо дать срочную ориентировку на задержание этой пары при пересечении ими границы Шенгенской зоны.
Глава 13
Лакшина предпочла рыбу и креветки, Дронго выбрал хорошо прожаренный кусок мяса с картошкой. Салаты каждый тоже выбирал по своему вкусу. Из напитков женщина попросила принести бокал белого вина, а ее спутник взял бокал красного.
— А теперь скажите мне откровенно, зачем нас здесь задержали? — спросила она, когда они закончили обедать и Дронго заказал даме кофе, а себе зеленый чай с жасмином.
— Разве вас задержали? — Он оглянулся по сторонам. — Хороший ресторан, вкусная еда, превосходный отель прямо в центре города. Чем вы недовольны?
— Не нужно, — усмехнулась Лакшина, — вы меня прекрасно поняли. Почему нужно было задерживать нас в Берлине? И не только меня, но и господина Гаврилко. Нас привезли сюда вместе и поместили в соседние номера.
— Меня привезли чуть позже и тоже поместили по соседству с вами, — заметил Дронго.
— Это я уже знаю, — ответила она, глядя ему в глаза, — но я понимаю, что вас попросили об этом в немецкой полиции. Тогда поясните мне суть вашего плана. Для чего мы должны остаться в Берлине? Ваша версия о том, что нам угрожает опасность, не выдерживает критики. Если это так, то нас нужно держать в полиции, а не выпускать в центр Берлина. Не говоря уже о том, что нас можно просто посадить на поезд и отправить туда, куда мы и ехали. Я не думаю, что в Швейцарии мне угрожала бы бо€льшая опасность, чем в Берлине. А вы как считаете?
— Боюсь, что опасность может быть везде, — пробормотал Дронго.
— Это не ответ. Вы же знаете истинную причину. Итак, я хочу выслушать вашу версию.
— А у вас есть своя?
— Безусловно. И боюсь, что она не отличается от вашей. Вернее, не сильно отличается. Нас оставили здесь в качестве приманки для преступников. Такой живой сыр для мышеловки. Только учтите, что мышка иногда умудряется забрать сыр и улизнуть до того, как мышеловка захлопнется. А теперь я хочу услышать вашу версию.
— Вы же знаете, что произошло в нашем вагоне. Двойное убийство. А убитый был очень важным и опасным человеком. Насколько я понял, его убийство вызовет большой резонанс в преступном мире, среди криминальных авторитетов. Возможно, мы ошибаемся. Я имею в виду немецкую полицию, прокуратуру и самого себя. Но для вашей безопасности было принято решение попросить вас задержаться на сутки в Берлине. Чтобы все проверить окончательно и убедиться в том, что вам ничего не угрожает.
— А вы считаете, что угрожает?
— Да, — ответил он, глядя ей в глаза. — Сегодня утром в больнице Нойенхагена был убит молодой человек, который пробыл в этом купе всего несколько минут. Он должен был сопровождать эту пару в Берлин. Теперь представьте себе, что если убивают даже случайного свидетеля, что могут сделать с вами? Ведь убийцы могут посчитать, что вы гораздо более ценный свидетель, чем этот молодой человек.
Она не испугалась, не вздрогнула, не отвела глаз. Ее выдержка его просто поражала. Либо она так реагировала на опасность, либо умело притворялась.
— Как его убили?
Кажется, в первый раз она задала тот же вопрос, вспомнил Дронго.
— Задушили проводом, — ответил он, — прямо на больничной койке. Теперь вы понимаете, как важно полиции обеспечить вашу безопасность?
— В таком случае нужно было сидеть в отеле и никуда не выходить, — заметила Лакшина.
— Это тоже не выход. Если очень захотят убить, то постараются любым способом попасть к вам в номер.
— Я не пускаю в свой номер посторонних мужчин, — пошутила она, — не забывайте, что я незамужняя женщина.
— Это как раз тот случай, когда они не станут спрашивать вашего разрешения.
— Понятно. Будем считать, что вы меня напугали. А теперь все-таки серьезно. Завтра я смогу уехать? Или мне снова нужно будет оставаться в этом отеле?
— Уверен, что завтра вы сможете уехать, — ответил Дронго.
— Хотелось бы разделить вашу уверенность. Но меня волнует сам факт двойного убийства в нашем вагоне. Как могло так получиться, что никто не слышал выстрелов и вообще звуков борьбы? Их было двое. Даже если считать, что ворвавшиеся убийцы сразу начали стрелять, то и тогда один из двоих должен был успеть крикнуть или позвать на помощь. Вы спали рядом, за стенкой. Но ни вы, ни господин Гаврилко ничего не услышали. Такое возможно?
— Очевидно, да, раз мы ничего не слышали.
— Или там было нечто другое? — Она либо знала, либо высказывала свое предположение. В обоих вариантах это была очень опасная игра.
— В каком смысле?
— Не знаю. Но мне показалось, что есть какая-то тайна, которой мы пока не понимаем. Или не можем понять. Это не совсем обычное убийство. Или я не права?
— Возможно. Вам не говорили, что вы хороший психиатр?
— Говорили, когда я в тридцать пять лет защитила докторскую. Потом меня назначили главным врачом и с тех пор только ругают.
— Сколько вам сейчас? — спросил он.
— Много, — ответила она, — уже почти тридцать восемь. Кажется, в моем возрасте и на моей должности уже нельзя рассчитывать на нормальное замужество.
— Вы меня спрашиваете или утверждаете?
— Делюсь с вами своими сомнениями — так будет правильнее.
— В таком случае я выскажу свое мнение. Вы еще вполне молоды и красивы, чтобы выйти замуж и даже успеть родить двоих или троих детей. Одна моя знакомая в сорок семь лет родила тройню.
— Искусственное оплодотворение?
— Да. Но в сорок семь лет. И первые роды.