Когда Аракелов увидел Амбала в катере, он обомлел.
— Эт-то еще что?
— Амбал, Александр Никитич, — правдиво ответствовал Венька.
— Сам вижу. Откуда?
— С «Руслана».
— Спасибо, Вениамин Палыч, объяснил. А то я бы в жизни не догадался. Как он здесь очутился?
Венька потупился, но тут же вскинул голову.
— А что? Мы с вами на берегу гуляем, а ему только на палубе загорать? Ему, между прочим, тоже поразмяться надо. И общества ему тоже хочется. Он что, рыжий?
Аракелов расхохотался.
— Там же его обыскались!
— А вы их успокойте, Александр Никитич. Они порадуются и на радостях простят…
— Ну и хитрец ты, Вениамин Палыч! Уговорил…
Так вот, едва катер вышел из бухты и стал плавно нырять на пологой океанской зыби, Амбал из рубки, где он блаженно дрых на диване, выбрался в кокпит, подошел к сидевшей там Папалеаиаине, потерся ей об ноги и вспрыгнул на колени, — Аракелову стало не по себе от такой фамильярности.
— Шуганите его, Аина, — посоветовал он.
Папалеаиаина почесала Амбала за ухом. Тот зажмурился, вывернулся на спину и бесстыдно задрал все четыре лапы кверху, растопырив пальцы и то втягивая, то выпуская когти. Венька восторженно заржал:
— Сразу видно — наш человек, Александр Никитич. Амбал к кому попадя не пойдет. Он в людях получше нас с вами разбирается. У него для этого локатор специальный есть. Точно говорю — в журнале читал. Хорошую вы пассажирку привели, правильную!
— Ну раз правильную, так сообрази нам чайку. А то нехорошо получается она меня уже дважды потчевала, а я…
— Момент, Александр Никитич, — отозвался Венька и скрылся.
— Кстати, Аина, — спросил Аракелов, — я ведь даже не знаю, зачем вам на Фрайди-Айленд. Ну мы с Вениамином — понятно, мы там робинзонить собираемся. Да вам господин Хироа говорил, наверное. — Папалеаиаина кивнула, продолжая гладить и почесывать вконец сомлевшего Амбала. — А вам-то необитаемый остров к чему?
— Необитаемый? — Девушка расхохоталась столь откровенно и заразительно, что Аракелов невольно залюбовался. — Какой же он необитаемый, моряк? Разве братец вам ничего не сказал? Ах склеротик!
Образ улыбчивого господина Хироа как-то не вязался с представлениями Аракелова о склеротиках.
— То есть?
— На Фрайди-Айленде уже год, как ведутся изыскания…
— Ну, досвистелся, Аль? Что я тебе говорил?
— А что ты мне говорил?
— Что свистеть на борту — не к добру. Вот теперь и будем загорать здесь до одурения.
— А я-то чем виноват, что штиль? Ты с синоптиков спрашивай.
— С синоптиков какой спрос! А вот тебе свистеть не надо было.
— Ох и зануда же ты!
— Ну вот что, ты, свистун, марш к мачте…
— Зачем?
— Я капитан или ты?
— Ну ты… Так и что с того?
— Иди к мачте и скреби. Ноготками. Сумел штиль насвистеть, так сумей и ветер наскрести. А не наскребешь — оставлю сегодня без выпивки. Своей капитанской властью.
— Ох и зануда же ты, Джайн…
4
— …чистое любопытство, мистер Ганшин, и ничего больше. Собственно, брал интервью у Фараджа Таароа…
Ганшин кивнул: Фарадж Таароа вот уже второе семилетие был президентом Караури.
— …и тут случайно прослышал, что на Фрайди-Айленде ведутся изыскания, готовится международная стройка. Я запросил справочный отдел фирмы…
— Кстати, мистер Янг, а какую фирму вы, собственно, представляете? — поинтересовался Ганшин. Вчера, когда он вернулся с северного берега, экраноплан давно ушел, журналист спал сном праведника, и выяснять подробности было не у кого. К тому же с этим рейсом Ганшин ждал Анну, а вовсе не этого борзописца и потому был несколько разочарован и зол.
— Ай-би-си.
[13]
Послушайте, мистер Ганшин, у вас своеобразная манера общения: сперва вы задаете вопрос, а потом лишаете собеседника всякой возможности связно на него ответить. Это что, национальный характер?
— Индивидуальный, — огрызнулся Ганшин: уел-таки его этот невесть откуда на голову свалившийся писака. И самое обидное — справедливо уел.
— Видите ли, мне до сих пор мало приходилось сталкиваться с русскими, и потому мое любопытство естественно. Но вы его полностью удовлетворили. Так вот, в справочном мне сказали, что об этом проекте была лишь скудна информация в специальной печати и протоколах МЭК.
[14]
Вот мне и захотелось посмотреть своими глазами, тем более что я оказалс поблизости.
— И что же вы рассчитываете увидеть?
— Все, что вы покажете. И главное — услышать все, что расскажете. Насколько я понял, вы — автор проекта?
— Не совсем, мистер Янг. — Ганшину все-таки польстила така осведомленность представителя международной прессы. — Проект — плод деятельности большой группы, над ним работало несколько институтов. Мне же принадлежит только одна идея…
— Но, как я понимаю, достаточно важная.
— Не мне судить, — сказал Ганшин и тут же пожалел об этих словах попахивало от них позой и той скромностью, которая хуже гордыни. В конце концов, что скрывать — именно благодаря его идее их изыскательская группа вот уже год торчит на Фрайди-Айленде, именно благодаря его идее этот забытый богом и людьми среди волн морских клочок суши станет через несколько лет сердцем Океании… — Ладно, — сказал он, круто меняя тему, вы уже позавтракали, мистер Янг?
— Спасибо, позавтракал. И с вашего позволения, не мистер Янг, а просто Орсон. Если вы все время будете именовать меня мистером, я повешусь от тоски.
— Мировая пресса не переживет такой потери, — рассмеялся Ганшин. — Но пока это ей не угрожает, давайте-ка совершим небольшую пешеходную экскурсию, И кстати, можете называть меня просто Николаем.
— По рукам. Ник. А небольшую — это как?
— Километров двадцать.
Янг не без удивления посмотрел на Ганшина:
— И вы называете это маленькой экскурсией? Однако… Ну ладно, пошли!
Лагерь располагался на юго-восточной оконечности острова, Ганшин же повел журналиста на северо-запад. Про двадцать километров он, пожалуй, перехватил — хотелось посмотреть, как Янг среагирует. Реакция, признаться, разочаровала: Ганшин ожидал увидеть перед собой законченную жертву урбанизма, а увидел нормального мужика, такого же, как он сам. И слава богу — разговаривать легче будет.