Из коридора послышались шаги, и появилась сама Вероника –
бледная, но аккуратно причесанная и улыбающаяся.
Раздражение Маши исчезло так же быстро, как появилось, и его
сменила острая жалость. «Что я ее ругаю? – спросила себя Маша,
рассматривая опущенные плечи подруги. – Они с Митей и правда совсем из
другого теста. Если бы у меня была такая мать, как у Вероники, и ее бы
кто-нибудь придушил, я бы ему спасибо сказала. А для Вероники это страшное
преступление. И главное – упаси господь, чтобы виноватым оказался ее муж.
Наверное, так, как она думает, – правильнее. Нравственнее».
– Держи, – Вероника поставила перед Машей стакан с
пенящейся жидкостью. – Ты температуру утром мерила?
– Тридцать семь, – отчиталась Маша.
– Выздоравливаешь, но пока не выздоровела. Пей
лекарство, Маша. Милая моя, ты такое потрясение пережила… Я полночи не могла
уснуть. – Вероника села напротив и погладила Машу по плечу. – Совсем
у меня нервы сдали: даже расплакалась утром, как подумала, что этот… –
голос ее задрожал, – …что Кирилл собирался с тобой сделать. Выпей
лекарство. Ты не беспокойся, все будет хорошо. Я же вижу, что ты беспокоишься.
Не надо, милая моя.
Маша смотрела на нее с выражением, которое Вероника не могла
понять.
– Ты что? – удивилась она. – Машенька, что ты
так смотришь?
– Ничего. Просто так.
Маша, морщась, выпила противное лекарство, и Вероника тут же
перехватила у нее стакан.
– Ой, – удивленно сказала она, бросив взгляд в
окно. – К нам опять Макар с Сергеем идут. Только без тети Даши.
– Если тебе неприятно самому говорить, давай я
скажу, – предложил Бабкин, пока они переходили дорогу. – Вот так
прямо и начну: не знаем мы, Вероника, кто убил твою мамашу…
– Репетируешь? – искоса глянул на него Макар и
тряхнул и без того взлохмаченной головой.
– Не тряси волосами, – сердито огрызнулся
Бабкин, – всех блох на меня растрясешь. Постричься тебе надо, а то ты скоро
будешь похож на Копушина. Он тоже нечесаный и с длинными патлами.
– Да не нервничай ты, – убедительно сказал Илюшин.
Они уже подходили к дому Вероники. – Главное, предоставь все мне и не
начинай кричать в самый ответственный момент, что мы ничего не знаем.
– Но мы и в самом деле ничего не знаем! – шепотом
заорал Бабкин, потому что они уже стояли на крыльце и Вероника шла к двери –
слышны были ее шаги.
– Говорю – не кричи! Доброе утро, Вероника. Как
спалось?
Через пару минут они сидели вчетвером в комнате, залитой
утренним солнечным светом, от которого все предметы казались золотистыми. Дети
спали в своих комнатах.
Вероника молчала, выжидательно глядя на Макара. Бабкин
молчал, потому что не хотел начинать тяжелое объяснение. Маша молчала, потому
что ей было совершенно нечего сказать.
– Ситуация сложилась нетипичная, – сообщил Макар
всем троим. – Сергей вчера сказал мне, что у нас нет ни малейшей зацепки,
с помощью которой можно было бы найти убийцу вашей матери, Вероника. В общем,
положение и в самом деле таково.
Вероника вздохнула и покорно кивнула.
– Однако это вовсе не значит, что мы не найдем
преступника, – продолжал Илюшин, игнорируя возмущенный взгляд
напарника. – Просто мы сделаем не совсем то, что обычно…
Раздался стук в дверь, и Макар замолчал.
– Это, наверное, Елена Игоревна, – поднявшись,
сказала Вероника. – Я ей позавчера дуршлаг одалживала.
Царева вошла на веранду – как всегда, с прямой спиной и без
улыбки на сухом лице. Она поздоровалась и протянула Веронике белый
эмалированный дуршлаг.
– Спасибо, вы нас выручили, – сказала она. –
У нашей хозяйки очень маленький набор посуды в доме, вот нам и приходится
одалживаться по соседям.
– Да что вы, заходите, конечно, – улыбнулась
Вероника. – Мы всегда рады помочь.
– Я слышала о том, что вчера случилось… – Царева
посмотрела на Машу, и во взгляде ее что-то ожило, проявилось сочувствие. –
Вам нужна наша помощь?
– Нет, спасибо, – немного растерялась под ее
взглядом Маша. – Все в порядке, Елена Игоревна.
– Я молюсь за вас, – проговорила та
спокойно. – Господь да сохранит наши души и убережет нас от лукавого.
Она строго взглянула на Бабкина, проговорила: «Всего
хорошего», – и пошла к двери. Ее остановил голос светловолосого парня,
который не так давно расспрашивал ее про васильки и помогал переносить коляску
с Егором. Она не сразу поняла, о чем он спросил ее, и обернулась к нему.
– Что вы сказали, простите?
– Я спросил, зачем вы убили Юлию Михайловну, –
повторил Макар.
Глава 22
– По вашей вере ведь это страшный грех, не так
ли? – Голос Илюшина был заинтересованным, как будто он спрашивал ее о
прогнозе погоды на следующую неделю.
Лицо Царевой окаменело. Без выражения она глядела на него,
не двигаясь с места.
Веронике показалось, что все вокруг исчезло, слилось с
золотистым утренним светом. Она на секунду зажмурилась от лучей, бивших в окно.
Не осталось ни Маши, ни Сергея, ни светлой веранды, а только голос – спокойный
голос, спрашивающий:
– Так зачем вы ее убили, Елена Игоревна?
– Я… – Голос Царевой стал похож на
карканье. – Я…
Она покачнулась, и Бабкин молниеносно вскочил. Но Царева не
упала. Жестом сухой руки остановив его, она дошла до стула, села, сохраняя
прямоту осанки, и медленно проговорила:
– Потому что я не могла поступить иначе.
* * *
В поле начал подниматься ветер. Сначала он разогнал облака
на небе, потом расшевелил листву на липе и наконец спустился в траву и колосья,
среди которых синели васильки. Светлана запрокинула голову в небо и улыбнулась.
Егор сидел рядом, в тени липы, и смотрел на цветы.
– Жалко, что бабушка с нами не пошла, правда? –
спросила сына Светлана. – Мне тоже жалко. Она говорила, идти тяжело по
жаре будет. Но мы же с тобой пришли, правда?
Она посмотрела на мальчика и улыбнулась. Тот, наклонив
голову набок, перевел взгляд на мать.
– Ах ты мой хороший! – обрадовалась
Светлана. – Давай я тебе сначала ножки помассирую, а потом и спинку, как
нас бабушка учила. Смотри, какую я простынку с собой взяла.
Она разложила под липой небольшой коврик. Все-таки
замечательно, что сегодня она решила наконец уйти с надоевшего участка – первый
раз за весь месяц! Коляску с сидевшим в ней Егором было тяжело толкать по
песку, но зато потом, на тропинке, она легко ехала сама. «А в другой раз мы и
до озера дойдем, – подумала Светлана, гордясь собой и тем, что она упросила
мать отпустить их, и тем, что сыну и в самом деле нравилось сидеть в тени липы
и смотреть на живые качающиеся цветы, а не на срезанные, в букете. –
Только обязательно возьмем с собой бабушку. Нужно и ей выходить, хотя бы
иногда».