Маша хотела что-то сказать, но Бабкин опередил ее.
– Я в детстве боялся темноты… – заговорил он, стоя
у двери.
Маша недоверчиво взглянула на него: представить, что этот
высокий, крепкий, чуть сутулый мужик с цепким взглядом боялся темноты, было
трудно. И Вероника обернулась, непонимающе посмотрела на Сергея, как будто
только что его увидела.
– Не всей темноты, – добавил Бабкин, глядя не на
них, а на мотылька за окном. – Только тех часов, когда я просыпался после
кошмаров. Мне часто снились страшные сны, когда я был подростком. И почти
всегда в одно время – около трех-четырех часов утра. Вот того времени, когда
вокруг страшная темень, я и боялся. Мне казалось, что темнота останется
навсегда. Что она съест меня.
Он сделал паузу. Маша молчала, Вероника слушала, затаив
дыхание, словно от того, что скажет ей малознакомый сосед, зависело что-то
важное.
– Я даже плакал иногда, – признался Бабкин. –
Родители меня убеждали, конечно, что темноты бояться смешно, но их убеждения не
очень помогали.
– И что… до сих пор страшно? – негромко спросила
Вероника.
– Нет, – покачал он головой. – Моя тетушка
как-то раз прогнала все страхи одной фразой. Когда она увидела, что я плачу
ночью, она сказала… – Бабкин перевел взгляд с мотылька на Веронику. –
Она сказала, что самый темный час – это час перед рассветом. Я ей поверил.
Просто полежал подольше после кошмара, стараясь не заснуть, и увидел, как
рассветает за окном.
Он замолчал, и в комнате снова повисла тишина.
– Ладно, пошел я, – обыденно сказал Бабкин, сунув
руки в карманы. – Завтра зайду, поговорим. Спокойной ночи.
Глава 11
Макар намазал мягкую булку маслом, щедро повозил сверху
ложкой с медом и подставил под бутерброд блюдечко – мед крупными восковыми
каплями уже начал стекать на скатерть. Дарья Олеговна заваривала чай,
приговаривая при этом, что пить пакетированный – только здоровье портить,
потому как делают его из опилок.
– А опилки откуда берут? – косясь в ее сторону,
спросил Бабкин, удивительно молчаливый с утра.
– Так с лесопилки же, – не задумываясь, объяснила
тетушка. – В мешки собирают, потом в пакетики распихивают, подкрашивают
чем придется – и пожалуйста: пейте, граждане, на здоровье! Нет уж, мне свое
здоровье дорого, а ваше и подавно.
Она заглянула под запотевшую крышечку фарфорового чайника и
удовлетворенно кивнула:
– Ну вот, заварился.
Дарья Олеговна разлила чай по чашкам, и от них немедленно
начал подниматься пар с запахом сосновых иголок, мяты и еще каких-то знакомых
растений, которые Макар никак не мог вспомнить.
– Молочка не подлить? – обеспокоилась тетушка,
взглянув на племянника. – Сережа, ты не заболел, случаем? Что-то больно
вид у тебя… бледный.
Макар глянул на Бабкина и скорчил рожу: вид у того был
цветущий, а загорелая физиономия могла показаться бледной только по сравнению с
занзибарскими неграми.
– Да все нормально, – отозвался Бабкин, размешивая
сахар. – Просто задумался я.
– Думаешь, с чего начать? – понимающе спросил
Макар и зачерпнул вторую ложку меда. Эта порция отправилась в чай, и теперь
Макар тоже болтал ложечкой в чашке, отчего та тоненько позвякивала. – Я бы
на твоем месте сначала с оперативниками поговорил. Со свидетелем, конечно, не
надо, ты и сам понимаешь.
Бабкин резко затормозил ложечку, отчего чай слегка
выплеснулся на скатерть. Макар продолжал помешивать своей, хотя мед давно
растворился.
– Макар, ты про что? – встревоженно повернулась к
нему Дарья Олеговна. – Чего начать, а? Или я что пропустила?
– Пропустили, Дарья Олеговна, – кивнул
Илюшин. – Ваш племянник собирается дело расследовать, только не знает, как
нам сообщить. Вот я ему и помог. – Он улыбнулся с видом человека,
ожидающего похвалы.
– Как?! – ахнула тетушка. – Сережа, да ты
что? Ну-ка скажи, что Макар шутит! – потребовала она решительно. – Да
ты спятил!
– Спятил, не спятил… – проворчал Бабкин, промокая
тряпкой чайную лужицу. – Ты-то откуда узнал, Макар? – не выдержал он.
– Интуиция, – пожал плечами Илюшин. – Плюс
исключительный мозг. Еще вчера вечером было понятно, чем дело кончится.
– Ага… – с угрозой произнесла тетушка, сделав свои
выводы из слов Макара. – Значит, уговорила тебя Вероника. Ах она…
На языке у Дарьи Олеговны вертелись не самые лицеприятные
слова, но женщина сдержалась. Шумно глотнула горячий чай и с таким стуком
поставила перед собой банку с медом, что Макар, только намылившийся взять
третью ложку, быстро передумал.
– Значит, подрядили тебя, – распаляясь, продолжала
тетушка. – А ты, дурачок, чем думал? Денег решил подзаработать, вместо
того чтобы отдыхать толком? Так ведь всех денег не заработаешь…
Она глянула на Макара, ожидая поддержки, но выражение его
лица навело ее на новую догадку. Бабкин понял это, и у него мелькнула трусливая
мысль выскочить в коридор и залезть под эмалированный таз, поскольку тетушка
уже шумно втянула воздух носом и готовилась, по всей видимости, выдыхать пламя.
– Что ж это я говорю, старая дура, – вкрадчиво
произнесла она, стараясь до поры до времени не давать волю голосу. – Какие
деньги могут быть у Егоровых, если они до сей поры баню новую поставить не
могут? Забесплатно, значит, работу будешь делать, убийцу ловить… Возрази мне
только, поганец! – не сдержавшись, командирским тоном гаркнула Дарья
Олеговна, обращаясь к племяннику.
Но Бабкин ее приказу не внял, возражать не стал и лишь
усиленно возил тряпкой по столу, не глядя ни на Макара, ни на любимую тетушку.
Дарья Олеговна разразилась тирадой, из которой следовало, что Бабкину начхать
на ее возраст, слабое сердце и шумы в голове, и что он готов все пустить псу
под хвост, лишь бы ему самому было хорошо.
– Да ладно тебе, теть Даш, не шуми ты, – предложил
Сергей миролюбиво, улучив паузу в тетушкиной речи. – Ну сглупил, ну
согласился… Не отказываться же теперь, правда? Она за мужа переживает, плачет.
Вопреки его ожиданиям, Дарья Олеговна не прониклась жалостью
к плачущей Веронике.
– Правильно плачет, – переведя дыхание, заявила
она. – Если ейный мужик родную тещу угробил, так и надо плакать!
– А если не он?
– Да как же не он, если арестовали его! – воззвала
к его логике тетушка.
Макар, поняв, что на поле боя наступило затишье, протянул
руку к баночке с медом и незаметно придвинул ее к себе.
– Я с людьми поговорю, – прогудел Бабкин, – и
все дела. Все равно больше ничего не сделаешь. Следственная группа работает,
доказательства ищет. Если они есть, то их найдут. Перетрясут все Игошино, но
найдут. Так что ты не огорчайся, работа от силы пару дней займет.