— Так как это все произошло?
— О, это надо было видеть! Он вопил от ярости и лупил всех своей поварешкой по чему попало. Мне тогда было тринадцать, и я смотрела на него во все глаза. Это был воплощенный бунт… Могла ли я не влюбиться?
Элизабет опустила глаза.
— И вы начали встречаться?
— О, разумеется, не сразу! Отец был человеком широких взглядов, но когда речь шла о членах его семьи, он придерживался старомодных воззрений. После окончания университета Томас поехал путешествовать. Он не хотел сразу приступать к работе, на которой ему к тому же, вероятнее всего, пришлось бы делить кабинет с кем-то из бывших однокурсников.
— Куда он поехал?
— Сначала во Францию. Там он некоторое время работал в организации «Врачи без границ», потом в службах гуманитарной помощи, наконец оказался в Африке. Все это время мой отец поддерживал с ним связь. Когда Томас вернулся, мне было семнадцать.
— И прошлые чувства не ослабли?
— Если честно, прежде всего мне хотелось приобрести сексуальный опыт. Кроме того, Томас стал более приятным в общении. Исчезло фанфаронство, появилась мягкость. Однако девиц вокруг него почти не было — именно в то время он пристрастился к алкоголю.
— У него были какие-то проблемы?
— И довольно серьезные. Они возникли в Нигере, во время его последней миссии. Отец всячески пытался его поддержать в тот момент.
— До вашей свадьбы.
— Это была глупость, конечно. Мы оба напились в хлам. Моя семья была в бешенстве, и мне пришлось порвать с ним.
— Вы его больше не любили?
Карен остановилась на ступеньках перед дверью бара и повернулась к Элизабет.
— Пойми меня правильно. Несмотря на все уважение, которое моя семья питала к нему, ей не нравилось, что я связала себя с человеком… не своего круга.
— Это похоже на предательство.
Карен встряхнула головой.
— Может быть. Даже наверняка. Но это не было связано ни с чем другим. Судебное заседание прошло при закрытых дверях. Члены Медицинского совета, адвокаты и представители двух крупнейших фармакологических компаний совещались несколько часов подряд. Все подробности остались в секрете. Но, так или иначе, Томас был исключен из врачебной гильдии.
— Звучит так, словно он совершил какое-то ужасное преступление… Что же произошло в Африке?
— Ходили разные слухи. Говорили о проведении массовой вакцинации. О несчастном случае. Больше ничего не удалось узнать. Ты не можешь представить себе все могущество фармацевтических компаний — оно колоссально. Я пыталась расспросить отца, но он только отмахивался: «Ничего особенного, забудь».
Плечи Карен поникли.
— Отец больше никогда об этом не заговаривал. И Томас тоже. Он просто исчез из моей жизни.
ГЛАВА 42
Он вздрогнул и резко приподнялся, спрашивая себя, не почудился ли ему этот шум. Было темно, и он напрасно моргал, пытаясь что-нибудь разглядеть. В ушах по-прежнему звучало эхо недавно услышанного звука — словно кто-то резко хлопнул дверью. Или это было во сне? Краем бодрствующего сознания он мог воспринять звук преувеличенно громким или искаженным. Может быть, это и вовсе иллюзия…
Томас помассировал веки, чтобы стряхнуть остатки сна.
Знакомые призраки — пятна красного света, крошечные черные трупики, желтые значки полицейских — вернулись обратно в свои могилы.
— До следующей ночи, — произнес он им вслед.
Затем попытался сосредоточиться на реальности. Он по-прежнему был заперт в ризнице — или как там называлась эта комната? В полной темноте. Свеча, которую он зажигал во время разговора с Элизабет, валялась у него под ногами.
Но сейчас ему и не особенно был нужен свет.
Он встал, ощупью нашел дверь и слегка потряс ручку. По-прежнему заперта.
Его руки бессильно повисли вдоль тела. Так он и стоял какое-то время, совершенно неподвижно. Даже не чувствуя гнева. Может быть, Камерон прав. Может быть, он, Томас, действительно заслужил все, что с ним случилось. Ему ведь снятся одни и те же кошмары каждую ночь. Он снова и снова стоит перед толпой крошечных черных фигурок, смотрящих на него огромными умоляющими глазами.
Дети были мертвы. И их родители тоже. Ничто уже не могло вернуть их к жизни. Значит, рано или поздно они вернутся в свои маленькие гробики…
Истина заключается в том, что иногда преступника могут осудить, иногда — оправдать. Но чувство вины продолжает грызть тебя независимо от этого, словно гигантская крыса, каждую ночь. Проснешься утром — а все кости обглоданы…
Томас задел ногой свечу, и она откатилась к стене.
Он размял ноющие мускулы. Весь день он проспал — прямо на полу. Больше ничего не оставалось делать — разве что стучать кулаками в стены. Он машинально погладил костяшки пальцев. Да, здорово он их разбил… Однако удалось избежать «ушиба кретина», то есть повреждения пястной кости, названного так потому, что только кретин способен в ярости молотить кулаками по стенам. Очень просто: разворачиваешь кулак большим пальцем к себе, а другой стороной изо всех сил лупишь в стену. Раз — и готово: перелом. Томас знал об этом лучше кого другого: с ним такое уже случалось. Дважды.
— Камерон! Долбаный ублюдок! — внезапно заорал он.
Он изо всех сил пнул ногой в дверь. Потом еще какое-то время выкрикивал всевозможные ругательства, пока наконец не успокоился.
Хорошо. Отлично.
Теперь он в полной мере осознал смысл выражения «вести себя как неандерталец». Он прихлопнул муху, кружившую у него над головой, потом сел, прислонился спиной к стене и принялся размышлять.
Primo — Камерон его запер. Дверь ризницы открывалась внутрь, а снаружи была прочная металлическая скоба в форме полумесяца. Полицейскому оставалось лишь просунуть в нее длинный металлический штырь в качестве засова, чтобы Томас не смог открыть дверь.
Deuzio — у него была бутылка минералки и пакет сухого печенья. Это означало, что в ближайшее время смерть от голода или жажды ему не грозит.
Tertio — он был в ловушке и не мог ничего сделать.
Вся надежда была на то, что Каминский все же сможет запустить диск. Надо подождать. Томас молился про себя, чтобы это удалось. Тогда остальные убедятся в том, что он сказал правду, и признают его невиновным.
Единственный положительный момент состоял в том, что электричество вновь заработало. Томас догадался об этом, когда услышал издалека музыку — это был «Триллер» Майкла Джексона. Он тут же вспомнил про музыкальный автомат в баре «У Пинка». Стало быть, электрогенератор все же наладили! Это было воистину грандиозное событие.
Однако ему пришлось слушать все хиты 80-х на протяжении пяти часов.