Кровавое евангелие - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Роллинс, Ребекка Кантрелл cтр.№ 113

Григорий в избытке чувств бросился на колени перед алтарем, на котором лежало написанное маслом полотно, его примеру один за другим последовала и вся его мрачная братия.

Рун неподвижно стоял в алтаре, пристально глядя на изображение Лазаря в его каменной усыпальнице.

Это было ошеломляющее представление легендарного момента средствами живописи, секреты которых были досконально известны Рембрандту, и сейчас представшего перед их глазами. Это полотно было одним из трех, о существовании которых было точно известно. Прекрасными, остающимися в памяти мазками Рембрандт изобразил Лазаря в погребальном облачении восстающим из своего гранитного саркофага; стоящие рядом с ним члены его семьи замерли в ужасе. Ставшими невольными свидетелями чуда, они воздели руки к небу, словно защищая себя от этого человека, которого они когда-то любили. Для них этот момент не был радостным воскрешением из мертвых. Ведь они знали, что убило Лазаря.

— Первый сангвинист, — прошептала Эрин, и ее шепот эхом разнесся по притихшей церкви.

Да, все, кто стоял рядом с усыпальницей, стали свидетелями рождения Ордена сангвинистов. Лазарь подвергся нападению и превратился в стригоя, но его семья разыскала его и спрятала в крипте, [75] вход в которую завалили камнем, до того как он стал способен отведать крови человеческой жертвы. Они обрекли его на медленную смерть от голода. Но явился Христос и освободил его. И за это в тот день Христос предложил Лазарю сделать выбор, но не предложил ему стать стригоем — а именно такое предложение ему было сделано раньше. Лазарь не мог изменить свою природу, но он смог воспользоваться любовью Христа и Его кровью для того, чтобы бороться против жажды крови. Он избрал служение Христу, и, возможно, настанет день, когда он увидит воскрешение своей души.

Об этом договоре чести и долга — Лазарь дал обет служить в качестве рыцаря Христова — свидетельствует изображенное на холсте оружие: меч в ножнах и пучок стрел, висящих на стене в крипте Лазаря и готовых служить во славу новой церкви.

И вот с того момента Лазарь принял на себя это бремя и основал сангвинистское течение в церкви. Освободившись из крипты, он так никогда и не вкусил человеческой крови. Он всегда поддерживал свои жизненные силы кровью Христа. С того давнего времени только один-единственный сангвинист, начиная свое последующее существование, был готов идти по стопам Лазаря; но только тот, другой, был обращен в сангвиниста еще до совершения своего первого убийства.

Чистый. Непорочный.

В давние времена именно этим сангвинистом и был Рун. Он считал себя достойным стать избранным для исполнения пророчества. Он был уверен в собственной добродетели. Он утешался тем, что гордился собой. И это продолжалось до того, пока он не вкусил крови Элисабеты. В тот день он создал чудовище. В этот момент он совершил падение. И с того момента лишь Один оставался незапятнанным, непорочным.

Лазарь.

Их истинный духовный отец.

Эту его роль признавал даже Григорий. Он провел кончиком пальца по святой фигуре Лазаря на полотне, остановив свой палец на тонкой красной линии, берущей начало в углу рта Лазаря.

Ну как кто-либо, глядя на это полотно, не мог увидеть правду, изображенную Рембрандтом? Перепуганные зрители, кровь на губах, оружие на стене… Рембрандт был явно посвящен в сангвинистские тайны — один из немногих, кому стало доступно то, что никогда не выходило за пределы ограниченного круга приверженцев их церкви. Чтобы оправдать высокое доверие, он и сотворил этот шедевр, в котором тени переплетались со светом; скрыл тайну, выставив ее напоказ в виде картины — и завета их Ордена.

Григорий поднялся на ноги, его взгляд, оторвавшись от холста, устремился на мозаичное панно, выложенное над входом в его храм. На нем был изображен Лазарь в саване, стоящий живым у входа в свою усыпальницу, его лицо скрыто под капюшоном, защищающим его от солнечного света. Христос стоит перед этим восставшим из мертвых человеком, его руки простерты к его новому ученику, а его последователи взирают на это с удивлением, очень похожим на то, с каким на Григория взирают его последователи.

Когда Распутин повернулся к Руну, в его глазах стояли слезы.

— Я помогу тебе в поисках Книги, друг мой, и, если воля Божья будет иной, никакие тяжкие муки не будут уготованы тебе, пока ты находишься в границах моей страны.

27 октября, 18 часов 08 минут

по московскому времени

Санкт-Петербург, Россия

Стоя в нескольких шагах от алтаря, Джордан не сводил глаз с собравшихся внутри храма.

Он не доверял ни одному из них. Ни Распутину с его безумным смехом и причудливыми забавами, ни похожим на потерявшихся животных прихожанам, которые в конце концов предпочли укрыться в тени храма, ни даже Руну. Он видел перед собой его глаза, одержимые жаждой крови, вспомнил, как он, словно лев на упитанного теленка, смотрел на Эрин.

Хуже всего было то, что, подвергнись она нападению, Джордан ничего не смог бы поделать. Практически он был в капкане: прислужники Григория повисли бы у него и на руках, и на ногах, и его сила в такой ситуации была бесполезной — он ничего не мог бы сделать с ними.

Его внимание привлекли раздавшиеся в алтаре крики. Молодые прихожане Распутина, переговариваясь вполголоса, втаскивали в неф деревянный стол и четыре тяжелых неуклюжих стула, казавшихся с виду неподъемными, однако мальчишки так легко справлялись с ними, словно они были сплетены из тростника.

В отличие от одетого в пасторское облачение Распутина, его прихожане были в обычной одежде для улицы: джинсы или темные брюки со свитерами. Если не знать, кем они были, их без труда можно было принять за истомленных зубрежкой русских школьников, пришедших в храм с родителями.

Но Джордан-то знал, кто они такие.

— Давайте сюда. — Распутин, выйдя из алтаря, направился к столу, ведя за собой остальных и приглашая Джордана следовать за ними. Безумный монах быстро расположился на стуле и, подобно чопорной пожилой даме, разгладил ладонями свою рясу. — Присоединяйтесь ко мне.

Эрин, выбрав место, села. Джордан опустился рядом с ней, оставив последний свободный стул Руну.

Сергей поставил на середину стола громадный серебряный самовар. Другой юноша из распутинской паствы принес тонкие чайные стаканы в серебряных подстаканниках.

— Чаю? — предложил Распутин.

— Нет, спасибо, — пробормотал Джордан.

После того что произошло с Руном, у Стоуна не было никакого желания пить или есть что-либо, к чему прикасалась рука Распутина. Он, будь это возможно, не дышал бы и одним с ним воздухом.

Эрин тоже отказалась, но по тому, как она прятала сжатые ладони в вытянутые рукава своего свитера, было видно, как сильно она замерзла и как сильно ей хочется выпить чего-нибудь согревающего.