Ида Верде, которой нет - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Шумяцкая, Марина Друбецкая cтр.№ 29

Зиночка давно расстегнула верхнюю пуговицу на блузке и старалась неотрывно смотреть на свою жертву. Несколько дней назад для очередного глупейшего студийного этюда она изучала повадки змей и долго тренировала перед зеркалом гипнотизирующий немигающий взгляд.

Вот вам и этюд: уральский промышленник Дик даст деньги на кинокартину, в которой она, Зиночка Ведерникова, сыграет главную роль. И пусть студийные девицы выжимают из своих носовых платков слезы зависти! И продолжают делать гимнастические трюки перед Лозинским! Он сойдет с ума от злости! Подумаешь — в помине нет никаких «Невесомых людей». Если надо — появятся!

Взлетев на последний этаж мрачного доходного дома на задворках Арбатского рынка, Зиночка толкнула дверь мансарды и очутилась в сумрачной комнате со скошенным потолком, в котором были прорезаны два узких окна. Чахлый зимний свет лился из них на железную кровать, расположенную в единственном прямом углу комнаты; бумажные ширмы, что отгораживали, по всей видимости, туалетный угол; старенький ломберный столик, служивший хозяевам в качестве обеденного; и ветхий стул перед ним. Кровать была застлана лоскутным одеялом. Три громадные подушки возвышались в изголовье. Стол хранил следы недавнего скудного обеда: полкраюхи ржаного хлеба, кусок вареной говядины на треснувшей тарелке, две картофелины и полбутылки сладкого кагора. У двери на вбитых в стену крючках висели студенческая шинель, тужурка и фуражка.

Было холодно. Железная печурка молчала. Нигде не было заметно ни дров, ни следов золы. Ясно было, что не топили несколько дней.

Зиночка быстрым взглядом обвела комнату.

Да где же этот балбес? Подведет ее под монастырь! Спутает карты!

На лестнице раздались шаги, и через минуту в каморку в рубахе, подпоясанной шнурком, ввалился румяный Фальцман с охапкой дров.

Свалив дрова перед печкой, он обернулся к Зиночке.

— Сейчас затопим, сразу будет веселее, — сказал он, вытаскивая из кармана спичечный коробок.

Зиночка в изнеможении упала на стул.

— Ты меня убиваешь, Йося! Какие дрова! Какое затопим! Ложись немедленно в постель! Мы же договорились! Мясо убери или съешь. Мяса не должно быть, — приказала она Фальцману. — Подушки тоже — за ширму. Хватит и одной. Лампу — прочь. Свечка у тебя есть? Поставь на тумбочку. Восковая? Лучше бы сальную. Ну ладно, сойдет. Зажигай. Скоро стемнеет и от свечки по потолку пойдут чудные зловещие тени. Что ты стоишь? Забирайся в кровать! Какой-то у тебя подозрительно здоровый румянец. Впрочем, у чахоточных это бывает.

Зиночка порхала по мансарде, отдавая приказания и, как заправский режиссер, разводя сцены для предстоящего представления. Фальцман послушно подчинялся ей. Запихнул в рот кусок мяса, с трудом прожевал, закинул за ширму две подушки, туда же поставил щегольскую лампу и поспешно забрался в постель.

— Вот, держи! — Зиночка достала из сумочки и сунула ему в руки увесистую тетрадку. — Лежи и делай вид, что пишешь!

— Что это? — Фальцман покрутил перед глазами тетрадку, по страницам которой вились мелкие бисерные строчки.

— Мои конспекты по историографии.

— Женский почерк, — заметил Фальцман, но Зиночка махнула рукой — сойдет! — А если он попросит почитать? — не унимался Фальцман.

— Не волнуйся, я его отвлеку. Главное — не забывай почаще кашлять.

И Зиночка выпорхнула из комнаты.

За последнюю неделю Илья Ильич Дик был приручен окончательно и бесповоротно. Приосанившийся и, кажется, ставший выше ростом, с молодым блеском в глазах и распушившейся бородкой, в элегантном фраке и белоснежной манишке каждый вечер, закончив дела в конторе, он летел на Сретенский бульвар, где возле чугунных витых ворот в круглой кроличьей шапочке на пепельных волосах, нетерпеливо пристукивая ножкой в высоком сапожке, его ждала, как он выражался, божественная Зинаида Владимировна. С божественной ехали в филармонию, или в театр, или на выставку, а то и на поэтические чтения, до которых уральский гость был не большой охотник, но Зиночке нравилось, и он летел туда, куда указывал ее розовый наманикюренный пальчик.

Зиночка же, приобщая Дика к разнообразиям столичной жизни, старалась соблюдать равновесие, чтобы не шокировать спутника излишней вольностью и категоричностью художественных высказываний, и умело сочетала патриархальную пыль Малого театра с вахтанговским балаганом, а классическую экспозицию Третьяковки с выставками авангардистов, устроенными Евграфом Анатольевым, где разъятый на части мир являл зрителям нелепое и отвратительное нутро.

Дик восхищался, недоумевал, возмущался, хмыкал, закрывал глаза, иногда краснел и — был совершенно счастлив.

На второй день знакомства ему было позволено поцеловать у божественной руку, на третий — сжать ее ладонь во время театрального действа и не отпускать до конца спектакля. На четвертый во время «маскарада хромоногих хвостатых рифм» в «Синем щеголе» он осмелился под столиком положить руку на ее колено. Зиночка руку скинула, а на Дика посмотрела с призывным прищуром сквозь запотевший бокал шампанского, чем чуть было не свела старика — как про себя называла Зиночка Дика — с ума.

Он никак не мог понять, чему верить: руке, сбросившей его руку, или глазам, глядящим в его глаза. Да, Дик сходил с ума.

Зиночка посмеивалась.

Разговоры о гениальной фильме «Невесомые люди» велись непрерывно.

— Я должна познакомить вас с автором, — говорила Зиночка. — Он, бедняжка, пока не выходит. Оттепель. Ему хуже.

Пока она развлекала и завлекала жертву, Петя Лукьянов и Йося Фальцман тоже не сидели без дела. Обегав несколько агентств по сдаче недвижимости, они нашли подходящую каморку на чердаке мрачного арбатского дома, куда и поселили «умирающего автора». Лукьянова Дик знал в лицо. Никого чужого Зиночка в свою аферу посвящать не собиралась. Пришлось роль гения взять на себя невысокому щуплому Фальцману.

— Актер из тебя никакой, поэтому лучше молчи, — сказала ему Зиночка. — А комплекция подходящая.

— Умри, несчастный! — зычным басом подхватил Лукьянов, театральным жестом тыча в Фальцмана пальцем.

Итак, убедившись, что все в порядке, Зиночка погрозила Фальцману маленьким кулачком, выпорхнула из каморки и на Пречистенском бульваре возле памятника Гоголю встретилась с Ильей Ильичом.

— Умоляю вас, милый Илья Ильич, отнестись к бедному юноше с возможной деликатностью. Он слишком тяжело переживает свое бедственное положение. Мы все принимаем в его судьбе горячее участие, ведь он Петин кузен, — нашептывала она, пока они с Диком поднимались по нечистой узкой лестнице на пятый этаж, и вдруг споткнулась, потеряла равновесие, закачалась-заколебалась на краешке ступеньки, схватилась было за перила, но рука скользнула мимо и беспомощно повисла над шахтой лестничных пролетов.

Дик подхватил ее и, на мгновение обезумев, притиснул к стене, распахнул шубку, начал шарить жадными руками по груди, животу, бедрам.