Мой муж – коммунист! - читать онлайн книгу. Автор: Филип Рот cтр.№ 75

Страх. Жуткий страх в те дни мучил всех – недоверие, боязнь разоблачения, тревога, оттого что жизнь и заработок под угрозой. Был ли Айра уверен, что Эва сможет защитить его? Скорее всего, нет. Но что ему еще оставалось делать?

Чего достиг он своим стратегическим искусством? Услышал, что она называет новую пристройку «крылом Сильфиды», и вся стратегия псу под хвост. Эва была на улице, командовала экскаватором: «крыло Сильфиды то», «крыло Сильфиды се», и, когда она появилась в доме, Айра уже опять преобразился. «Ты зачем так говоришь? – спрашивает ее. – Зачем ты называешь пристройку крылом Сильфиды?» – «Да не говорила я этого», – отпирается она. «Нет говорила. Я слышал. Это мы строим не для Сильфиды». – «Ну, она ведь будет там останавливаться». – «Я полагал, что строится просто большая комната подальше от посторонних, новая гостиная, если хочешь». – «Но ведь с диваном же. Вот она и будет там спать – на новом диване». – «Да ну? И когда же это она будет там спать?» – «Ну, когда будет приезжать сюда». – «Но она не любит сюда приезжать». – «Так полюбит, когда мы тут все обустроим уютненько». – «Тогда хрен мы тут что будем делать. Не будет здесь уютненько. А будет хлам и срач! К едрене фене весь проект!» – «Зачем ты так со мной? Зачем ты так с моей дочерью? Что на тебя нашло, Айра?» – «Всё, кранты. Все перестройки, все ремонты отменяются». – «Но почему!» – «Потому что я не выношу твою дочь, и твоя дочь не выносит меня – вот почему». – «Как ты смеешь так говорить о моей дочери! Я ухожу отсюда! Ни на секунду больше здесь не задержусь! Что за нападки на мою дочь! Я не потерплю этого!» Мгновенно хватает трубку, вызывает местное такси и через пять минут исчезает.

Спустя четыре часа выясняется куда. Звонят из Ньютона, на проводе какая-то тетка, агент по недвижимости. Спрашивает мисс Фрейм, он говорит, что мисс Фрейм в данный момент отсутствует, та просит передать мисс фрейм, дескать, она проверила, те два чудесных сельских домика, что они видели, и впрямь продаются, оба как раз подходят для ее дочери, и мисс Фрейм может их посмотреть в следующий уикенд.

Оказалось, что, выскочив вон, остаток дня Эва провела, подыскивая в округе Сассекс летнее пристанище для Сильфиды.

Тогда Айра позвонил мне. Говорит: «Ушам своим не верю. Ищет дом для нее – здесь. Нич-чего не понимаю». – «Зато я понимаю, – отвечаю я. – Как была мамаша клуша, так и останется. Айра, пришло время делать крутой зигзаг».

Сел я в машину, поехал к нему. Ночь провел у него, утром поволок его в Ньюарк. Эва звонила каждый вечер, умоляла его вернуться, но он твердил свое: все, мол, совместной жизни конец, пишите письма, и, даже когда пришло время выходить в эфир со «Свободными и смелыми», все равно жил у нас, только на работу каждый день в Нью-Йорк ездил.

Я не переставал внушать ему: «Ты влип в эту заваруху, как и все кругом. Либо тебя сожрут, либо не сожрут, как и всех. Женщина, на которой ты женат, не защитит тебя от того, что тебе уготовано, что уготовано твоему шоу или кого они там еще задумают придушить. Душители красных настроены серьезно. Долго обманывать их все равно не удастся, даже если будешь жить тройной, четверной жизнью. Будешь ли ты при ней или без нее, до тебя все равно доберутся; без нее даже лучше – а то в тяжелую минуту она только руки тебе свяжет, как бесполезный груз».

Но шли недели, и Айра все больше сомневался в моей правоте. Дорис, между прочим, тоже, так что, может быть, Натан, я и впрямь ошибался. Может, если бы он, пусть по расчету, вернулся к Эве – с ее аурой и ее репутацией, ее связи сработали бы как надо, спасли бы его и его карьеру. Это возможно. Но что спасло бы его от такой жены? Каждый вечер, едва Лорейн уйдет в свою комнату, мы начинали на кухне заседание, причем Дорис и я в унисон пели Айре в оба уха; он слушал. Потом мы с Дорис садились пить чай, и Дорис говорила: «Три года он всю эту ее абракадабру терпел, когда терпеть не было никакой разумной причины. Почему бы ему не потерпеть еще три года, когда наконец есть разумная причина? Какими бы его соображения ни были – плохими, хорошими, – за все это время он ничего такого непоправимого, бесповоротного, что вело бы к безусловному разрыву, не сделал. Так зачем же делать теперь, когда то, что он ее муж, вдруг да и поможет ему? Сумеет получить с этого какую-то пользу – хорошо, по крайней мере, не совсем зря с этой дурацкой парочкой объединялся. А я в ответ: «Если вернется к этой дурацкой парочке, сама эта дурацкая парочка его и сожрет. Она ведь не просто дурацкая. Не зря же он половину времени пребывает в таком кошмаре, что вынужден ездить к нам ночевать». На что Дорис говорила: «Когда попадет в черный список, у него еще не тот кошмар начнется». – «Да ну… В черный список Айре в любом случае прямая дорога. Такой балабон да с таким прошлым – ну куда он денется?» А Дорис за свое: «Почему ты так уверен, будто прямо вот никому никакого не будет спасения? Начать с того, что вся эта дребедень совершенно иррациональна, в ней ни складу ни ладу…» А я ей: «Дорис, его имя мелькало уже в пятнадцати, двадцати местах. Это назрело. Совершенно неминуемо. А когда произойдет, мы знаем, на чьей стороне окажется она. Кого будет защищать. Не его, Сильфиду – она будет защищать Сильфиду от того, что происходит с ним. Я утверждаю одно: этот брак и связанные с ним мучения надо заканчивать, приняв как данность, что, как бы то ни было, где бы он ни был, в черных списках все равно окажется. Если вернется снова к ней, они не уживутся мирно – он начнет с ней воевать, воевать с дочерью, и довольно скоро она поймет, зачем он вернулся, а тогда будет много хуже». – «Эва? Поймет? – Дорис была полна сарказма. – На этой женщине реальность никак не сказывается. Ни складочки, ни морщинки не оставляет. С чего бы на сей раз Эва вдруг поддалась?» – «Нет, – сказал на это я. – Цинично эксплуатировать ее, присосаться вроде пиявки – нет, это чересчур гадко. Мне такая идея и сама по себе не нравится, но главное – Айра ведь не сумеет воплотить ее. Он открытый, импульсивный, прямой. Такой дуролом, как он, – нет, он не справится. А когда до нее дойдет, зачем он там, – о! она еще хуже все запутает и испоганит. Да и не надо, чтобы до нее самой доходило – кто-нибудь объяснит ей. Ее приятели Гранты на помощь подоспеют. Наверное, уже подоспели. А, ты вернулся, Айра, легок на помине! Хочешь жить с ней – надо менять стиль поведения. Придется стать комнатной собачкой, Айра. Ты готов к этому? Готов?» – «Ну, он как-нибудь исхитрится, будет гнуть свою линию», – сказала Дорис. «Нет, – сказал я, – он не сможет хитрить и гнуть свою линию. Никогда он не сможет хитрить и изворачиваться, потому что вся обстановка у них в доме его бесит». – «Ну, – это Дорис опять, – а как насчет того, чтобы потерять все наработанное, перед всей Америкой быть битым за то, во что веришь, отдать победу врагам – это его не бесит, что ли?» – «Все равно мне такая мысль не нравится», – сказал я, а Дорис говорит: «Ну тебя, Марри! Конечно, тебе с самого начала его женитьба не нравилась. Теперь пользуешься случаем, чтобы заставить его сделать то, что ты хотел от него все время. Эксплуатировать? – какая чепуха! Для чего еще она и нужна-то! Что такое брак без эксплуатации? В совместной жизни люди эксплуатируют друг друга в миллион раз больше. Кто-то эксплуатирует общественное положение супруга, кто-то – деньги, кто-то – красоту. Думаю, ему надо вернуться. Ему сейчас нужна любая защита, какую он может сыскать. Как раз потому что он такой импульсивный, потому что он дуролом. Он на войне, Марри. Он под огнем. Ему нужна маскировка. Вот Эва и есть его маскировка. Разве не служила она тем же самым Пеннингтону, который был голубым? Пусть теперь послужит Айре, который красный. Пусть будет хотя бы для чего-то нужна. Нет, я не вижу тут моральных препятствий. Он арфу таскал? Таскал! Он эту заразу, когда та с кулаками на мать набрасывалась, оттаскивал? Оттаскивал! Делал для нее, что мог. Теперь пускай она для него сделает, что сможет. Теперь, слава те, господи, этим двум теткам подвернулся случай наконец-то сделать что-нибудь для Айры; не всё же только ныть, собачиться да воевать друг с дружкой. Им не надо даже сознавать ничего. Без малейших усилий с их стороны они могут оказать Айре поддержку. Что в этом плохого?» – «Тут, между прочим, человеческое достоинство на кону, – не согласился я. – Его честь на кону. Слишком уж унизительно получится. Ах, Айра, Айра! Я отговаривал тебя вступать в Коммунистическую партию. Спорил с тобой насчет Сталина, насчет Советского Союза. Тебе все было как с гуся вода: своей Коммунистической партии ты предан с потрохами. Что ж, это еще одно испытание преданности. Мне не хочется думать, что ты унизишься. Может быть, наоборот: пришло время сбросить с себя всю унизительную ложь. Ложь этой твоей женитьбы и ложь, на которой стоит твоя политическая партия. И то и другое очень тебя принижает».