— Да, — ответил я. — Когда-то от бродячего
барда довелось мне услышать такую песню: «На берегу реки благословенной
заплакали мы, вспомнив Авалон. В руках мечей бесславные обломки, щиты развесили
мы на деревьях. Разрушены серебряные башни, в кровавом море скрылись мостовые.
Так сколько, сколько миль до Авалона? И все, и ни одной. Разрушены серебряные
башни…».[3]
— Авалон пал? — удивился он.
— Возможно, певец был помешанным. Я не знаю ничего об
Авалоне. Просто запомнились стихи.
Ганелон отвернулся и молчал несколько минут, а потом
проговорил дрогнувшим голосом:
— Было, было такое место. И я жил там много лет назад.
Не знал я только, что Авалон пал.
— Почему же оставили вы это место? — спросил я.
— Я был изгнан правителем Авалона — колдуном, лордом
Корвином из Амбера. Сквозь тьму и безумие послал он меня сюда, чтобы я страдал
и умер… о, я страдал, и смерть много раз бродила так близко… Я искал дорогу
назад, но никому она не ведома. Я спрашивал у колдунов и даже у плененной твари
из Круга, прежде чем мы убили ее. Дороги на Авалон не знает никто. Как сказал
поэт? «И все мили, и ни одной», — неправильно процитировал Ганелон. —
А вы не помните имя того барда?
— К сожалению, не помню.
— А где находится Кабра, откуда вы держите путь?
— Далеко на востоке, за морем, это островное
королевство.
— Есть какая-нибудь возможность нанять там отряд? Я
могу заплатить.
Я отрицательно покачал головой:
— Страна невелика, вместо армии — просто ополчение, да
и дорога в один конец займет несколько месяцев по земле и суше… И в наемники их
не заменишь, народ не слишком воинственный.
— Тогда вы не похожи на своих соотечественников. —
Ганелон еще раз внимательно взглянул на меня.
Я медленно тянул вино, а потом ответил:
— Я был инструктором королевской стражи.
— Тогда, быть может, вы согласитесь остаться здесь и
позаниматься с моими воинами?
— Я останусь на несколько недель и помогу вам.
С мгновенной строгой улыбкой он кивнул:
— Печально слышать, что дивный Авалон пал… Но если это
так, значит, и властелин его, должно быть, мертв ныне… — Он осушил
бокал. — Значит, бывают такие времена, когда и демону не защититься…
Прекрасная мысль. Выходит, и у нас есть шанс одолеть своих демонов.
— Прошу прощения, — поспешил заметить я, посчитав
причину удобной. — Если вы имеете в виду Корвина из Амбера — он не умер,
когда все это произошло.
Бокал хрустнул в его ладони.
— Вы знаете Корвина?
— Нет, но слышал о нем, — ответил я. —
Несколько лет назад я повстречался с одним из его братьев, парня по имени
Бранд. Он рассказал мне тогда об Амбере и о битве — Корвин и его брат по имени
Блейз вели целую орду против другого своего брата, Эрика, защищавшего город.
Блейз сорвался с горы Колвир, а Корвина взяли в плен. После коронации Эрика его
ослепили и заточили в темницу под замком. Там он сейчас, быть может, и
пребывает, если уже не умер.
Пока я говорил, Ганелон побледнел.
— Все эти имена — Бранд, Блейз, Эрик, — промолвил
он, — я слыхал от него в былые дни. Давно ли вы обо всем этом слышали?
— Года четыре назад.
— Он заслуживал лучшей участи.
— После того как он так обошелся с вами?
— Ну, — ответил Ганелон, — у меня было время
поразмыслить… и в общем не то чтобы у него не было причин поступить так со
мной. Он был силен — сильнее вас и Ланса, — и умен. Иногда он даже бывал
веселым. Уж лучше бы Эрик убил его сразу, а не мучил. Я не люблю его, но моей
ненависти поубавилось. Чертяка заслуживал лучшей доли, вот и все.
Мальчик вернулся с корзинкой хлеба. Другой уже снял мясо с
вертела и на блюде поставил его посреди стола.
Ганелон кивнул.
— Поедим, — предложил он, поднялся и подошел к
столу.
Я направился следом. Во время еды мы по большей части
молчали.
Набив желудок до отказа и утопив его содержимое в еще одном
стакане слишком сладкого вина, я начал зевать. После третьего зевка Ганелон
ругнулся:
— К чертям, Кори, прекратите! Это заражает! — И
подавил зевок. — Не пойти ли нам освежиться? — сказал он, вставая из
кресла.
И мы пошли вдоль стен, минуя часовых, что вышагивали каждый
по своему маршруту. Завидев Ганелона, воины молодцевато приветствовали его, он
отвечал дружелюбным словом, и мы следовали дальше. Так мы поднялись на стенку и
уселись подышать на каменном парапете, с наслаждением втягивая в себя влажный,
полный запахов леса вечерний воздух и глядя на звезды, что одна за одной
появлялись на темнеющем небосклоне.
Вдалеке я как будто бы заметил колыхание морских волн.
Где-то под нами завела песню ночная птица. Ганелон извлек трубку и табак из
кисета на поясе, поплотнее набил ее, высек огонь. В мимолетном отблеске лицо
его могло бы показаться сатанинским, если бы его рот кривился иначе. У дьявола
— злая ухмылка, а у него она была слишком грустная.
А потом он заговорил, сначала медленно и едва слышно: