Альбинос - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Левицкий, Алексей Бобл cтр.№ 97

Я покачал головой:

– Как-то не похоже. Я остатков древней техники много видел, самолетов всяких. Да половина наших машин из старых деталей состоит. Вон даже «Зеб» мой… Совсем это не смахивает на то, что предки делали.

– А вокруг него видишь, что лежит?

Конечно, я видел. Машину окружали разложенные большим аккуратным кругом черепа. Вернее – полукругом, ведь летательный аппарат свалился под стеной. Похожи на человеческие, но слишком маленькие. Вокруг каждого был выложен треугольник из костей.

– Слушай, какие-то мелковатые они, – заметила цыганка.

– Это детские. Или мутантских детенышей.

Она поежилась.

– Так что, пошли, глянем на эту штуку? Видишь, в фонаре там просвет? То ли он разбился при падении, то ли раскрылся…

Цыганка переминалась с ноги на ногу и неуверенно похлопывала по рукояти «шершня».

– Что с тобой? – спросил я, направляясь к аппарату. – Конечно, надо на это поглядеть, а как же?

– Ну да, понятно, – промямлила Эви, шагая за мной. – Но какое-то оно… Какое-то беспокойство вызывает. Неприятная штуковина, ты сам, что ли, не видишь? Вроде овод такой большущий без крыльев… Слепень…

– Чушь, – отрезал я. – Не похоже оно ни на овода, ни на слепня.

– Да-а, а чего ж тады, Музыкантик, ты «шершню» своему курки взвел?

– Машинально.

– Ага, хорошая у тебя машинальность, продуманная.

– Что от меня хочешь? Штука эта вправду как-то так выглядит… угрожающе. И еще… ну… – пытаясь подобрать нужное слово, я щелкнул пальцами.

– Не по-нашенскому, – объявила Эви.

Я кивнул.

– Чуждо, да. Будто не люди ее сделали.

Мы приближались к аппарату. На ходу я обернулся: «Зеб», выглядевший каким-то сиротливым, брошенным, стоял там, где тоннель примыкал к залу. Одна фара под выпуклой решеткой разбита, другая треснула… Эх, досталось ему в последнее время, и, главное, неизвестно, как самоход наверх поднять. Самим-то можно забраться по той штанге-направляющей, которая вдоль скошенной стены к проему тянется, но что с машиной делать?

В зале стояла тишина. Приблизившись к аппарату, мы услышали тихое потрескивание и писк, доносящиеся из кабины под фасетчатым колпаком. Машина, должно быть, свалилась носовой частью книзу – спереди она была раздроблена. В том месте, где серебристое покрытие смялось, из трещин выступили ртутные капли и пузырящаяся металлическая пенка, похожая на серебряное желе, будто внутри аппарата были не механизмы и электроника, а нечто иное, напоминающее скорее внутренности живого существа, чем искусственно созданного устройства.

– Ты видишь? – Эви схватила меня за рукав. – Оно как кровь… нет, как эта… лимфа!

Серебристые капли, падая на бетон, растекались густой зеркальной лужицей, с поверхности которой сочился дымок. Мы подошли ближе. От машины пахло озоном – такой запах бывает после сильной грозы – а еще чем-то… как там выразилась цыганка? Чем-то ненашенским.

– Фонарь не разбился, а открыт-таки, – заметила она.

В передней части колпака из мутно-прозрачного материала, похожего на толстое матовое стекло, была широкая прореха. Но не дыра – составляющие колпак пятиугольные плитки-фасеты сложились, как бы въехали одна в другую, открыв проход в кабину. От аппарата шло тепло, из-под фонаря доносилось стрекотание, едва уловимый писк и щелканье.

Обхватив себя за плечи, Эви шагнула между двумя черепами и остановилась.

– Что такое?

Она молчала. Шагнув следом, я пересек какую-то невидимую границу – будто прошел сквозь огромный мыльный пузырь, внутри которого был заключен аппарат. В ушах тонко зазвенело, мгновенно пересохло во рту, а еще у меня вдруг задергалось веко. Несколько раз с усилием сглотнув, я попятился… Слабый хлопок, волна мелкой дрожи, пронзившей пространство – и снова все нормально, звона нет, веко больше не дергается.

– …мать! – донеслось сбоку.

Я повернулся. Вышедшая назад из круга черепов Эви держалась за голову и вращала глазами.

– Ты тоже ощутила? – спросил я.

– Тоже?! – Она зажмурилась и похлопала себя по ушам. – Это ты «тоже ощутил», Музыкант, а я так ощутила – до конца жизни наощущалась! Меня вроде в трубу железную засунули и по ней ломом как жахнут! Это что за, мать его, хреновина такая вокруг этой… этой серебристой хреновины?

– Какое-то поле, – предположил я. – Ну типа, как сказать… излучение, что ли? Наподобие электромагнитного, только другое. Может, движок, то есть силовая установка этой машины так на наши мозги действует?

– А что, если радиация?! – ахнула Эви. – Может, от нее в ушах звенеть и башку крутить? Что, если мы теперь эти… облученные как распоследние симбиоты с-под Минска и помрем скоро?

Я покачал головой и снова шагнул сквозь невидимую стену. Опять волна дрожи, звон… Став вполоборота к спутнице, сказал:

– В «Зебе» колба с радо-порошком. Он бы радиацию засек на таком расстоянии, тут что-то другое.

Собственный голос внутри накрытой непонятным полем области показался глухим и каким-то чужим.

– Так ты идешь?

Эви шагнула за мной. Вздрогнула, вскинув руки, прижала пальцы к вискам. Сделала еще шаг. Еще. Лицо мучительно сморщилось, она зажмурилась и вдруг покачнулась. Снова шагнула вперед. Из одной, потом из другой ноздри побежали струйки крови. Цыганка громко втянула воздух носом, выдохнула, хлюпнув красными пузырьками – и быстро попятилась.

Когда Эви вышла за границы излучения, смуглое лицо ее было совсем бледным.

– Нет, – сказала она. – Не могу. Твой организм, доставщик, лучше это переносит, а у меня инстинкты бунтуют. Иди сам, мне потом расскажешь, а я пока подъемник и те ворота проверю. Что там за ними белеет такое странное? Надо глянуть.

– Ладно, – сказал я, бросил ей свой пистолет. – Патроны не трать попусту.

И повернулся к аппарату.

Чем ближе я подходил к нему, тем сильнее становилось ощущение, что пространство давит на меня, сжимается со всех сторон. Наверное, примерно такое же чувство бывает у человека, если он поглубже нырнет в воду. Только здесь не было воды – обычный воздух, который почему-то сгустился, стал плотным и вязким. Впрочем, когда я приблизился к аппарату вплотную, давление исчезло, звон смолк вместе с дрожью и сухостью во рту, а из ушей будто вытащили ватные заглушки. Я оглянулся – Эви с «шершнями» на изготовку пересекала зал, приближаясь к подъемнику – и положил ладонь на покатый борт аппарата.

Он был теплый и гладкий – как-то очень уж чересчур, непривычно, даже неприятно гладкий. Из прорехи в колпаке (теперь я видел, что нижние фасеты действительно въехали одна в другую, открыв проход) шел жар, как из недавно погасшей печки. Колпак находился примерно на высоте моей груди. Я пригнулся, сунув внутрь руку, заглянул, потрогал колпак – материал, из которого тот состоял, слегка пружинил под пальцами – потом снял куртку, положил ее на пол возле сплющенного гармошкой носа и полез внутрь.