Улыбка женщины - читать онлайн книгу. Автор: Николя Барро cтр.№ 52

И тут месье Монсиньяк все-таки закричал.

Беда в том, что, когда шеф возбуждался, он полностью терял контроль над собой и бушевал, как стихия.

— Это невероятно! Вы обманули меня, Андре! А я-то верил вам, я готов был чем угодно ручаться за вашу честность! Но это вам так не пройдет… Вы уволены!

К счастью, месье Монсиньяк успокаивался так же легко, как и выходил из себя. Кроме того, с чувством юмора у него все было в порядке.

— Невероятно, — повторил он через десять минут, когда я уже видел себя безработным редактором, в которого товарищи по цеху тычут пальцами. — Вы, ребята, провернули неслыханное дело и даже прессу вокруг пальца обвели. Здорово, надо признать… — Тут он затряс головой и внезапно разразился хохотом. — То-то я удивился, когда Миллер сказал, что герой его следующего романа — зубной врач! Но почему вы сразу не признались, Андре, что за всем этим стоите вы? Милый мой, я и не думал, что вы так хорошо пишете. Действительно хорошо! — Он пригладил седые волосы.

— Эта идея пришла внезапно, — объяснил я. — Помните, вы говорили, что хотите нового Стефана Кларка? Но на сегодняшний день нет ни одного англичанина, который мог бы так весело написать о Париже. Ну, вот мы и не ударили в грязь лицом. Вы же знаете, что гарантийная сумма за эту книгу была очень скромная. Все это розыгрыш с самого начала. — (Монсиньяк кивнул.) — Мы и не предполагали, что роман будет иметь такой успех и что кто-то заинтересуется автором, — продолжал я.

— Хорошо, — снова кивнул Монсиньяк. Он слушал мой рассказ, слоняясь из угла в угол, и вот теперь наконец успокоился и опустился на стул. — С этим все ясно. Я передумал вас увольнять, Андре, но за это вы придете сегодня в «Брассери Липп», хорошо? — (Я с облегчением кивнул.) — Ну а теперь поговорим как мужчина с мужчиной. Я хочу знать, Андре, какое отношение имеет вся эта комедия к вашему разбитому сердцу. Мадемуазель Мирабо очень обеспокоена. И у меня такое чувство, будто только сейчас мы подбираемся к самой сути вопроса. — Он откинулся на спинку стула, закурил сигариллу и приготовился слушать.

И я начал свой долгий рассказ, который закончил, только когда на улице зажглись первые фонари.

— Не знаю, что мне теперь делать, — признался я. — Стоило мне найти женщину, которую я искал всю жизнь, как она меня тут же возненавидела! И даже если я смогу доказать ей, что никакого Миллера не существует, это вряд ли что-нибудь изменит. Она слишком на меня зла. Еще бы, так растоптать ее чувства! Она никогда мне этого не простит…

— Бла-бла-бла! — перебил меня месье Монсиньяк. — Успокойтесь, Андре. Судя по тому, что вы сейчас рассказали, ничего еще не потеряно. Это вам говорит человек, поживший на свете больше вашего. — Он стряхнул пепел с сигариллы и дернул ногой. — «Ни в чем не вижу смысла», «Ни о чем не жалею» [35] и не в последнюю очередь «Плюю на все!» — вот три правила, которые помогали мне выпутываться из самых сложных ситуаций. — Он улыбнулся. — Однако боюсь, в вашем случае они бессильны. Вам, мой друг, нужно сейчас одно: правда. — Он встал и подошел к моему столу. — Послушайтесь моего совета, изложите эту историю на бумаге так, как вы мне ее сейчас рассказали, начиная с того самого момента, как вы увидели Орели в окне ресторана, и кончая нашим сегодняшним разговором. А потом пошлите рукопись мадемуазель Бреден с запиской, что, мол, ее любимый автор написал новую книгу и ему очень важно, чтобы именно она прочла ее первой. — Он похлопал меня по плечу. — Это замечательный сюжет, Андре. Просто великолепный! Напишите о своей жизни, мой друг. Сделайте это для той самой женщины, которую так очаровал ваш первый роман. — Монсиньяк подошел к двери и обернулся. — Как бы то ни было, у Роберта Миллера еще все впереди!

«Некоторые писатели могут целый день возиться над первым предложением новой книги. Главное, чтобы сложилось первое, скажете вы, остальное пойдет само собой. Начальная фраза — это как первый взгляд на незнакомого человека, взгляд, с которого иногда завязываются длительные отношения. По-моему, есть даже исследования на эту тему. Другие же авторы, напротив, не могут приступить к работе, пока не увидят последнего предложения. Говорят, Джон Ирвинг всегда продумывал свои вещи в направлении от конца к началу, а потом уже садился писать. Что же касается меня, то я до сих пор понятия не имею, чем завершится эта история. Потому что точку в ней должна поставить та самая женщина, которую однажды весенним вечером я увидел в окне небольшого ресторана со скатертями в красно-белую клетку, расположенного на улице Принцессы.

И эту женщину я люблю.

Меня так очаровала ее улыбка, что я унес ее с собой и никогда с ней не расставался. Я до сих пор не знаю, можно ли влюбиться в улыбку. Так или иначе, именно она вдохновила меня на создание книги, в которой было выдумано все, начиная с автора. А потом произошло нечто невероятное. В один из действительно ужасных ноябрьских дней эта женщина вдруг возникла передо мной, словно из-под земли выросла. И что самое удивительное и в то же время печальное, она просила у меня то, чего я не мог ей дать. Она была одержима одним-единственным желанием, как принцесса из сказки, вдруг оказавшаяся перед запретной дверью, а я ничем не мог ей помочь.

Или все-таки мог? Потом было много хорошего и плохого, о чем мне сейчас предстоит рассказать. Всю правду после стольких недель лжи.

Я изложу все, как было. Так исповедуется солдат, которому завтра идти в атаку, или больной, который не знает, увидит ли он утром солнце, или доверчивый влюбленный, который наконец решил открыть свое сердце женщине».

С момента последнего разговора с Монсиньяком миновало три дня. Ровно столько мне понадобилось, чтобы перенести на бумагу эти первые предложения своей новой книги. А дальше все пошло как по маслу.

Следующие несколько недель я писал словно под диктовку. Я рассказывал о своей жизни, как велел мне издатель. Я вспомнил и о «блестящей идее», которая пришла Адаму однажды в баре, и о неожиданной встрече в коридоре, и о письме английскому писателю, которое обнаружил в своем ящике для корреспонденции, и о многом другом, что произошло потом.

Миновало Рождество, которое я провел у мамы в Нейи, взяв с собой ноутбук и свои записи. Вечером за праздничным столом, когда мы на все лады расхваливали фуа-гра с луком конфи, мама, по своему обыкновению, заметила, что я похудел и почти ничего не беру в рот. На этот раз она была права.

Ел ли я тогда вообще что-нибудь? Наверное, да, хотя точно не помню. Душка Монсиньяк разрешил мне не ходить на работу до конца января. Отправил на особое задание, как он объяснил другим. И вот каждое утро, едва встав с постели и накинув на себя что-нибудь, я садился за письменный стол с сигаретой и чашкой кофе.

Я не подходил к телефону и никому не открывал дверь. Я не включал телевизор, а на моем журнальном столике росли стопки непрочитанных газет. Иногда по вечерам я выходил в город: подышать свежим воздухом и купить лишь самое необходимое.